Есенина поют

МБУК «ЦБС Арзамасского района»

Казаковская сельская библиотека № 22

Праздник души

«Есенина поем»

Цель: воспитание любви к творчеству поэта, умения слушать и читать стихи, развитие кругозора, познавательных способностей.

Читательский интерес: с 13 лет до бесконечности

Казаково, 2015г.

Праздник души «Есенина поём»

Когда мы говорим о Есенине, то представляем себе портрет светловолосого, синеглазого юноши, ласково смотрящего на мир, из которого он сумел извлечь золотые россыпи русской поэзии. Почему его стихи трогают душу? Почему на могиле поэта всегда живые цветы?

Наш праздник, праздник души, а память о поэте, к 120-летию со дня рождения поэта, просто для того, чтобы попробовать найти разгадку секрета очарования его поэзии.

А.М.Горький писал: «Сергей Есенин не только человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии».

Есенину 120 лет! Но этот возраст трудно соединить с именем поэта. Есенин молод, как вечно будут молоды и свежи его стихи и поэмы. Он ушел из жизни молодым, вечно молодым и останется в памяти людей.                                    (стих.А.Плотникова «У России иные тревоги»)

Жизнеописание Есенина, вырастающее из стихов, писем, уголовных дел, мемуаров, биографий и автобиографий, легендарно.   Во многих из них поэт выглядит и алкоголиком, и психически нездоровым человеком, и самовлюбленным эгоистом, перешагивающим через людские судьбы, и хулиганом, и хамом.  Не приходится сомневаться, что многое из мемуаров подобного рода – житейская правда. Поразительно другое. Поток воспоминаний  о Есенине как о «черном человеке» не в силах ни размыть, ни очернить, ни изменить в наших глазах светоносную есенинскую легенду. Темная легенда о нем не в силах уничтожить легенду светлую, в которой  так или иначе высвечиваются все его лучшие черты: поэтический гений, обаяние, ум, человечность, мужская стать, искренность.

Есенинская легенда дышит по-настоящему полнокровной и цветущей жизнью. Она все время выбрасывает новые весенние почки, пускает молодые корни. Сейчас уже почти невозможно разобраться, где сам Есенин осмотрительно или легкомысленно заронил зерна своей легенды. А где их сеяли его современники.

Сергей Александрович Есенин родился 21 сентября (3 октября по новому стилю) 1895 года в селе Константиново Рязанской губернии в крестьянской семье. Высоки берег Оки, заливные луга, темная кромка леса, зеленые овраги, ширь небесная на много верст – все это делает Константиново одним из красивейших уголков России.  Древо есенинского рода было несколько необычно, отмеченным «особой метой». Все его ближайшие родные люди  были людьми необычными:  или с некоей тонкой душевностью, или с сильным характером, или с тягой к песне, к игре, к молитве. То есть со своеобразным художественным складом.

Может быть, унаследованные от  каждого из них свойства таким счастливым образом переплелись в Есенине, что проявились буквально во всем: в походке. В душевной чуткости, в одежде в гибком и сильном уме. В целеустремленности натуры. И все эти свойства были увенчаны сверх того поэтическим даром. (стих. «Поет зима, аукает», песня «Черемуха»)

Поет зима - аукает,
Мохнатый лес баюкает
                 Стозвоном сосняка.
Кругом с тоской глубокою
Плывут в страну далекую
                 Седые облака.

А по двору метелица
Ковром шелковым стелется,
                 Но больно холодна.
Воробышки игривые,
Как детки сиротливые,
                 Прижались у окна.

Озябли пташки малые,
Голодные, усталые,
                 И жмутся поплотней.
А вьюга с ревом бешеным
Стучит по ставням свешенным
                 И злится все сильней.

И дремлют пташки нежные
Под эти вихри снежные
                У мерзлого окна.
И снится им прекрасная,
В улыбках солнца ясная
                Красавица весна.

Черемуха.

Черемуха душистая
С весною расцвела
И ветки золотистые,
Что кудри, завила.
Кругом роса медвяная
Сползает по коре,
Под нею зелень пряная
Сияет в серебре.
А рядом, у проталинки,
В траве, между корней,
Бежит, струится маленький
Серебряный ручей.
Черемуха душистая
Развесившись, стоит,
А зелень золотистая
На солнышке горит.
Ручей волной гремучею
Все ветки обдает
И вкрадчиво под кручею
Ей песенки поет.

В детстве Есенин пережил короткую, но яркую драму – стал сиротой при живых родителях.  Мать поэта Татьяна Титова вышла замуж за Александра Есенина не по любви. Свадьба была сыграна шумно в доме Федора Титова – деда поэта. Вскоре молодые переехали в Москву к родителям мужа. Молодой муж был постоянно в разъездах, а молодая жена осталась даровой прислугой, работницей в доме властной свекрови в свои шестнадцать с половиной лет. (стих. «Матушка в Купальницу по лесу ходила»). Сергей был третьим ребенком в семье. Когда ему исполнилось три года,  мать ушла из есенинского дома к своим родителям. Дед с бабкой взяли внука к себе на воспитание, а дочь послали в Рязань зарабатывать на жизнь для себе и для ребенка. В доме деда Федора и бабушки Натальи прожил Сережа Есенин четыре первых своих детских сознательных года, когда для ребенка так новы «все впечатления бытия». Из воспоминаний  сестры поэта Екатерины: «Мать пять лет не жила с нашим отцом. И Сергей все это время был на воспитании у дедушки и бабушки Натальи Евтеевны. Сергей, не видя матери и отца, привык себя считать сиротою а подчас ему было обидней и больней, чем настоящей сироте. Бабушка Наталья Евтеевна часто кормила его потихоньку от снох, на всякий случай, чтобы не вызвать неприятностей».

Сиротство при живых родителях властно повлияло на его душевный облик.  Впечатлительность, душевная хрупкость, комплекс одиночества, преодолевался напускной дерзостью, за маской которой скрывался целомудренный и замкнутый мир будущего поэта, - вот, видимо, суть есенинского детства и отрочества. В разговорах поэт признавался, что из-за физической слабости ему частенько приходилось в детстве терпеть неудачи. Он бежал в книги, песни,  в кашинскую усадьбу на театральное представление. Не скандалистом и сорванцом рос мальчик Есенин, а скорее мечтателем. Эта мечтательность оборачивалась для него тяжким сознанием своего изгойства.

После пятилетнего бунта мать поэта возвращается  в дом к мужу, который так и не дал ей развода. Мальчику пришлось вернуться в отцовский дом, к другой бабушке и к женщине, которую надо было называть своей матерью.  Из воспоминаний Екатерины Есениной: «Когда Сергей вернулся с матерью в наш строгий и угрюмый дом, где хозяйствовала другая бабушка и другая сноха (жена нашего дяди по отцу), он до смерти бабушки Аграфены не мог  привыкнуть к нашему дому. Часто из школы уходил к Титовым».

Жизнь в те три года, пока Сергей учился в Константинове в земском училище, была для него достаточно легкой и беззаботной. В летние каникулы Сергей с утра до вечера пропадал в лугах или на Оке, грелся у костров, рыбачил, собирал утиные яйца и, конечно же, начинал потихоньку прислушиваться к самому себе, непроизвольно складывал в рифму свои мысли и чувства и про себя напевал их. (стих «Выткался на озере»). Сельское училище, несмотря на то, что его однажды за баловство чуть не оставили на второй год. Он закончил с похвальным листом, и его в числе особо отличившихся рекомендовали для поступления в Спас-клепиковскую учительскую школу. Вскоре после начала учебы в Спас-Клепиках он неожиданно вернулся домой и заявил, что в школу больше не воротится. Возвышение по учебе, способность к стихосложению не нравилось лодырям, и частенько на этой почве возникали драки. Уязвленное самолюбие, непризнание его талантов, драки и ссоры – все это развивало в отроке и мнительность, и замкнутость, и волю к сопротивлению, и ощущение своего особого пути, особого призвания. Из воспоминаний Екатерины Есениной: «Дома он погружался в свои книги и ничего не хотел знать. Мать и добром. И ссорами просила его вникать в хозяйство, но ничего из этого не выходило».

Ревниво и настороженно юноша оберегал свои отношения с семейством местной молодой помещицы Лидии Кашиной. К ней он испытывал чувства более сердечные, нежели почтительные или уважительные, хотя она на десять лет старше, замужняя, мать двоих детей.

Есенин уже начинает делать вылазки в большой мир. Письма его той поры – а ему всего-то 15-16 лет – необыкновенно интересны.  Они очень много добавляют к его внутреннему облику юноши, раздвоенного, мучительно ищущего путей в жизни, пытающегося нащупать ее цели и ее смысл. Он часто, но ненадолго влюбляется в девушек.

Разлад с отцом, разочарование в девушках толкают его на отчаянный поступок – он выпил эссенции. С годами Есенин понял, что самая лучшая защита его поэтической души – это не воля, и даже не талант, а умение носить ту маску, которая спасет от посягательства корыстных и темных сил, жаждущих власти над беззащитным талантом. Удивительная страница в жизни поэта – письма к Грише Панфилову.

 «Я вижу - тебе живется не лучше  моего. Ты тоже страдаешь духом, Не к кому тебе приютиться и не с кем  разделить наплывшие чувства души… Я сам не могу придумать, почему это сложилась такая жизнь, именно такая, чтобы жить и чувствовать себя, то есть своей души и силы, как животное. Я употреблю все меры, чтобы проснуться. Так жить – спать и после сна на мгновение сознаваться – слишком скверно. Я тоже не читаю, не пишу пока, не думаю».

«Гриша, в настоящее время я читаю Евангелие и нахожу очень много для себя нового… Христос для меня совершенство. Но я не так верую в него, как другие. Те веруют из из страха: что будет после смерти? А я чисто и свято, как в человека, одаренного светлым умом и благородной душой, как образец в последовании любви к ближнему». (стих. «Осень – Тихо в чаще можжевел.»)

Тихо в чаще можжевеля по обрыву.
Осень, рыжая кобыла, чешет гривы.

Над речным покровом берегов
Слышен синий лязг ее подков.

Схимник-ветер шагом осторожным
Мнет листву по выступам дорожным

И целует на рябиновом кусту
Язвы красные незримому Христу.

Первые стихи поэта лишены всех масок, всей многомерности натуры, всех защитных средств, которыми он в совершенстве владел позднее.

В 1912 году он составил маленький цикл стихотворений и назвал его бесхитростно: «Вольные думы». В 1914году Есенин вступил в Суриковский кружок литераторов, которые занимались пропагандистской работой, но Есенина больше интересовали лучшие поэты России, лучшие газеты и журналы, лучшие издательства.

Гораздо больше, чем Суриковский кружок, дал Есенину Народный университет Шанявского. Полтора года университета дали Сергею Есенину ту основу  образования, которой так ему не хватало до сих пор. Именно в университете он впервые и основательно знакомится с европейской и американской литературой.(стих. «Гой ты, Русь моя родная»)

Гой ты, Русь, моя родная,
Хаты — в ризах образа…
Не видать конца и края -
Только синь сосет глаза.

Как захожий богомолец,
Я смотрю твои поля.
А у низеньких околиц
Звонно чахнут тополя.

Пахнет яблоком и медом
По церквам твой кроткий Спас.
И гудит за корогодом
На лугах веселый пляс.

Побегу по мятой стежке
На приволь зеленых лех,
Мне навстречу, как сережки,
Прозвенит девичий смех.

Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».

Услышав о молодом поэте, его пригласил к себе маститый профессор Сакулин в Петроград. По сравнению с юношей, который появился в Москве три года назад,  Есенин, идущий по Невскому,  был уже другим человеком. За эти три года он навсегда расстался с мыслью о работе, службе, о постоянном заработке. Его будущая жизнь виделась ему только как жизнь поэта, как жизнь свободного художника. Он навсегда понял, что поэзия уже навсегда взяла его душу в полон, а семья, дети, жена, уют, спокойствие – не его  дело, не его судьба. Женщины, романы, увлечения – другое дело, как же поэту без них! Он навсегда расстался с мыслями о своем месте в революционном движении, в политической карьере. Он поэт. (стих. «Край любимый! Сердцу снятся»)

Край любимый! Сердцу снятся

Скирды солнца в водах лонных.

Я хотел бы затеряться

В зеленях твоих стозвонных.

По меже, на переметке,

Резеда и риза кашки.

И вызванивают в четки

Ивы — кроткие монашки.

Курит облаком болото,

Гарь в небесном коромысле.

С тихой тайной для кого-то

Затаил я в сердце мысли.

Все     встречаю, все приемлю,

Рад и счастлив душу вынуть.

Я пришел на эту землю,

Чтоб скорей ее покинуть.

Внешняя канва жизни Есенина в 1915 году заплеталась и завязывалась всяческими узелками. Он приехал а Питер в марте, а к концу апреля он отправился в Рязань призываться в армию, но от армии ему удалось отвертеться. Летом пятнадцатого года Есенин чуть ли не каждый день уходил в свой любимый овин и писал, писал.

Осенью вновь уезжает в Петроград. С наслаждением играет он с питерской интеллигенцией в человека из глубинной сказочной Руси, из народного чрева, где и живут по-другому, и говорят на настоящем, живом, непонятном  столичной выморочной интеллигенции языке. С наслаждением «валял дурака» Сергей Есенин и в 1916 году. К этому времени он был близко знаком со многими известными поэтами, такими, как Блок, Клюев, Сологуб, Ахматова, осенью 1916 года он познакомился с Маяковским.

Революция застала Есенина на фронте, в действующей армии, куда он был призван в Петрограде 25 марта 1916 года. Воздух надвигающейся революции как хмель ударил в головы Есенина и его друзей, крестьянских поэтов. Сергей Есенин верен себе. И стихи его искрятся, звенят мартовской синевой, дышат кислородом, талой водой, верой в свою уже неизбежно восходящую звезду. (стих. «Разбуди меня завтра рано»).

Разбуди меня завтра рано,
О моя терпеливая мать!
Я пойду за дорожным курганом
Дорогого гостя встречать.

Я сегодня увидел в пуще
След широких колес на лугу.
Треплет ветер под облачной кущей
Золотую его дугу.

На рассвете он завтра промчится,
Шапку-месяц пригнув под кустом,
И игриво взмахнет кобылица
Над равниною красным хвостом.

Разбуды меня завтра рано,
Засвети в нашей горнице свет.
Говорят, что я скоро стану
Знаменитый русский поэт.

Воспою я тебя и гостя,
Нашу печь, петуха и кров...
И на песни мои прольется
Молоко твоих рыжих коров.

Стихотворение волшебное! «Дорогой  гость» - судьба – обретает черты языческого, сказочного чуда. И лошадь под ним сказочная – красная, как на иконе Георгия Победоносца.

На одном дыхании с этим стихотворением написано и другое – «О Русь, взмахни крылами». Написал Есенин и сам себе не поверил: неужели он может разгадать эту последнюю тайну, данную человечеству при его рождении, - тайну Бога, и заклубились в душе чувства, а в голове мысли, и забилось учащенно сердце.

Цикл поэм 1917-1918 годов начал распирать его душу и проситься из недр ее на волю. Но все это совпало с трудными, прекрасными и драматическими обстоятельствами личной жизни поэта. Есенин, вроде бы поверив, что жизнь меняется коренным образом в его пользу, перестает осторожничать и подлаживаться к людям и обстоятельствам, ощущает редкое для человека счастье быть самим собой. Недолго продлится эта иллюзия свободы – скоро придут другие времена. Через два-три года, в эпоху военного коммунизма,  опять,  как в царскосельские дни, ему придется  надевать на себя маску, идти на свидание к Троцкому, Калинину, Каменеву, деланно окать, снова притворяться крестьянином, талантом из слоев сельской низовой бедноты, выпрашивая у сильных мира сего  бумагу для издания, комнату для жилья, разрешения на открытие книжной лавки. Но это было потом.

А летом 1917 года Есенин, опьяненный свободой, с любовью создал цикл своих религиозно-революционных поэм и завоевал сердце Зинаиды Райх. Он шел по революционной России молодой и красивый. Люди, читавшие строки «свет от розовой иконы на златых моих ресницах», вспоминают, что действительно его глаза излучали подобный свет. Он любил встряхивать головой, и тогда и волосы, как золотые кусты, прихотливо развевались, образуя над ней корону, из-под которой светились два синих глаза.

В марте-апреле 1918 года Есенин ездил в Константиново поглядеть, чем живет деревня. Деревня была неузнаваема. Ее наводнили солдаты, уголовники, сделали шумной, крикливой, агрессивной. (стих. «Небо - как колокол»).

Небо — как колокол,
Месяц — язык,
Мать моя — родина,
Я — большевик
Ради вселенского
Братства людей
Радуюсь песней я
Смерти твоей.
Крепкий и сильный,
На гибель твою
В колокол синий
Я месяцем бью.
Братья миряне,
Вам моя песнь.
Слышу в тумане я
Светлую весть.

К политическим партиям он относился как к женщинам: заводил с ними романы, а когда чувствовал, что они могут ограничить его свободу, уходил от них. Он долгое время симпатизировал партии эсеров из-за их ставки в революции на крестьянство, но участвовал в движении  «не как партийный, а как поэт».

В начале сентября Есенин возвращается в Москву. Жить было негде, ни кола, ни двора, поэтому надо было искать приют. На таком положении были многие писатели, и они стали сбиваться в коллективы, артели. Ни о каких серьезных заработках осенью 1918 года и думать было нечего. Есенин мечется, ему надо помогать Зинаиде, которая с ребенком живет в Орле. В последний месяц года он судорожно пытается  встроиться в какие-нибудь структуры – издательские, профсоюзные, культурные. Иначе загнешься с голоду в одиночку. Он заигрывает с пролетарскими писателями, предвидя, что власти поддержат в первую очередь их, вступает в Московский Профсоюзный Союз писателей и тут же подает заявление о выдаче ему удостоверения, которое бы охраняло его константиновское хозяйство, в общем, говоря любимой фразой Есенина, «плакать хочется», вспоминая об этой жизни. Это был очень тяжелый период в жизни поэта. Люди стали хуже зверей. И последним пристанищем души поэта стал животный мир. (стих. «Песнь о собаке»)

Утром в ржаном закуте,
Где златятся рогожи в ряд,
Семерых ощенила сука,
Рыжих семерых щенят.

До вечера она их ласкала,
Причесывая языком,
И струился снежок подталый
Под теплым ее животом.

А вечером, когда куры
Обсиживают шесток,
Вышел хозяин хмурый,
Семерых всех поклал в мешок.

По сугробам она бежала,
Поспевая за ним бежать…
И так долго, долго дрожала
Воды незамерзшей гладь.

А когда чуть плелась обратно,
Слизывая пот с боков,
Показался ей месяц над хатой
Одним из ее щенков.

В синюю высь звонко
Глядела она, скуля,
А месяц скользил тонкий
И скрылся за холм в полях.

И глухо, как от подачки,
Когда бросят ей камень в смех,
Покатились глаза собачьи
Золотыми звездами в снег.

Мир есенинской поэзии 1919-1920 годов явно менялся. Исчезала яркость и свежесть красок, черное, таинственное, пугающее вторгалось в поэтический мир, преображало мироощущение. И родным становился ему свист ледяного ветра по России, кровью умытой:

Плюйся, ветер, охапками листьев, -

Я такой же, как ты, хулиган.

В середине апреля 1920 года Есенин навестил родных в Константинове, где прожил более двух недель. Странно было смотреть на новую жизнь, точнее, отсутствие жизни, как таковой, на убиение российской деревни. Гибель породившего и вскормившего его мира навевала мысль о неизбежности собственной гибели (стих. «Я последний поэт деревни»).

Я последний поэт деревни,
Скромен в песнях дощатый мост.
За прощальной стою обедней
Кадящих листвой берез.
Догорит золотистым пламенем
Из телесного воска свеча,
И луны часы деревянные
Прохрипят мой двенадцатый час.
На тропу голубого поля
Скоро выйдет железный гость.
Злак овсяный, зарею пролитый,
Соберет его черная горсть.
Не живые, чужие ладони,
Этим песням при вас не жить!
Только будут колосья-кони
О хозяине старом тужить.
Будет ветер сосать их ржанье,
Панихидный справляя пляс.
Скоро, скоро часы деревянные
Прохрипят мой двенадцатый час!

Потом Есенин с друзьями совершил поездку на Украину и на Кавказ. Он собственными глазами увидел  разоренную, изнасилованную Россию. Результатом поездок стал «Сорокоуст». Сорокоуст – в православной церкви – служба по умершему, совершаемая в церкви в течение 40 дней после смерти. Поэма Есенина напоминала отчаянный крик человека, обреченного на гибель и все еще сопротивляющегося в последней агонии. Есенин прощался со старой деревней, с крестьянским миром, с крестьянским космом, и это прощание вырывало у него из горла предсмертный хрип. (стих. «Сорокоуст»)

Трубит, трубит погибельный рог!

Как же быть, как же быть теперь нам

На измызганных ляжках дорог?

Вы, любители песенных блох,

Не хотите ль..........

Полно кротостью мордищ праздниться,

Любо ль, не любо ль - знай бери.

Хорошо, когда сумерки дразнятся

И всыпают нам в толстые задницы

Окровавленный веник зари.

Скоро заморозь известью выбелит

Тот поселок и эти луга.

Никуда вам не скрыться от гибели,

Никуда не уйти от врага.

Вот он, вот он с железным брюхом,

Тянет к глоткам равнин пятерню,

Водит старая мельница ухом,

Навострив мукомольный нюх.

И дворовый молчальник бык,

Что весь мозг свой на телок пролил,

Вытирая о прясло язык,

Почуял беду над полем.

Ах, не с того ли за селом

Так плачет жалостно гармоника:

Таля-ля-ля, тили-ли-гом

Висит над белым подоконником.

И желтый ветер осенницы

Не потому ль, синь рябью тронув,

Как будто бы с коней скребницей,

Очесывает листья с кленов.

Идет, идет он, страшный вестник,

Пятой громоздкой чащи ломит.

И все сильней тоскуют песни

Под лягушиный писк в соломе.

О, электрический восход,

Ремней и труб глухая хватка,

Се изб древенчатый живот

Трясет стальная лихорадка!

Видели ли вы,

Как бежит по степям,

В туманах озерных кроясь,

Железной ноздрей храпя,

На лапах чугунных поезд?

А за ним

По большой траве,

Как на празднике отчаянных гонок,

Тонкие ноги закидывая к голове,

Скачет красногривый жеребенок?

Милый, милый, смешной дуралей,

Ну куда он, куда он гонится?

Неужель он не знает, что живых коней

Победила стальная конница?

Неужель он не знает, что в полях бессиянных

Той поры не вернет его бег,

Когда пару красивых степных россиянок

Отдавал за коня печенег?

По-иному судьба на торгах перекрасила

Наш разбуженный скрежетом плес,

И за тысчи пудов конской кожи и мяса

Покупают теперь паровоз.

Черт бы взял тебя, скверный гость!

Наша песня с тобой не сживется.

Жаль, что в детстве тебя не пришлось

Утопить, как ведро в колодце.

Хорошо им стоять и смотреть,

Красить рты в жестяных поцелуях, -

Только мне, как псаломщику, петь

Над родимой страной аллилуйя.

Оттого-то в сентябрьскую склень

На сухой и холодный суглинок,

Головой размозжась о плетень,

Облилась кровью ягод рябина.

Оттого-то вросла тужиль

В переборы тальянки звонкой.

И соломой пропахший мужик

Захлебнулся лихой самогонкой.

Между тем в России наступил период «советской пугачевщины». Есенин несколько месяцев провел в тюрьме. После выхода из тюрьмы пишет в одном из писем: «Жить не могу, хочу застрелиться из револьвера». Спасал и приводил в чувства его Гоголь. «Это теперь мой единственный учитель, - говорил Есенин. Именно гоголевскими «О, моя юность! О, моя свежесть!» навеяно стихотворение, которое позже стало песней. Каждая строфа его звучит по нарастающей, и кажется, после «буйство глаз и половодье  чувств» ничего сильней не скажешь, как тут же следует образ всадника на розовом коне. (песня «Не жалею, не зову, не плачу»)

Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.

Ты теперь не так уж будешь биться,
Сердце, тронутое холодком,
И страна березового ситца
Не заманит шляться босиком.
Дух бродяжий! ты все реже, реже
Расшевеливаешь пламень уст
О, моя утраченная свежесть,
Буйство глаз и половодье чувств!
Я теперь скупее стал в желаньях,
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.
Все мы, все мы в этом мире тленны,
Тихо льется с кленов листьев медь...
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть.

Но именно в это время в его жизнь врывается несравненная американская балерина Айседора Дункан. Их встреча была, как говорят, предрешена. С первого мгновения они ощутили не просто взаимную душевную близость. Нет, это была встреча особей одной человеческой породы. Затем была поездка за границу: грандиозный успех в Берлине, полный провал в Нью-Йорке, Париж, постоянные скандалы с Айседорой, опять Берлин. Единственной отдушиной , через которую Есенин все-таки мог излить свои чувства и свою тоску, были письма в Россию. Читаешь их и понимаешь, что именно в Европе и в Америке Есенин вдруг ощутил, что родные и близкие, оставшиеся сейчас в голодной и холодной России, на сегодня его последняя «роковая зацепка за жизнь». Из письма: «…Так хочется мне отсюда, из кошмарной Европы обратно в Россию… там, из Москвы, нам казалось, что Европа – это самый обширнейший рынок распространения наших идей в поэзии, а теперь отсюда я вижу: боже мой! до чего прекрасна и богата Россию в этом смысле. Кажется,  нет такой страны еще и быть не может…»

Поездка в Европу и Америку почти сломала Есенина. Айседору поэт уже с трудом переносил возле себя. Перелом, происшедший в душе, был чрезвычайно болезненным. Нота, зародившаяся в стихотворении «Не жалею, не зову, не плачу», с полной силой зазвучала в конце 1923 года по возвращении.

Я усталым таким еще не был.

В эту серую морозь и слизь

Мне приснилось рязанское небо

И моя непутевая жизнь.

Прощание с молодостью…  Так он называл это чувство сам. И также воспринимали его окружающие. И опять, как в прежние времена, необустроенность  жизни заставила его пить, чтобы отвлечься от «жути и мерзости окружающей жизни, травящей душу». Разрыв с Айседорой Дункан он перенес легко, хотя и сохранил к ней чувство  нежной благодарности. А вот разрыв с Зинаидой Райх был для него подлинной трагедией, болела душа о детях. Один за другим ушли из жизни несколько его друзей.

В лето 1924 года поэт дважды приезжал в Константиново. Никогда еще так бедно, буквально нищенски, не жила его семья. «Мне тяжело с ними, - признавался потом Есенин, вспоминая родных. – Отец сядет под деревом, а я чувствую всю трагедию, которая произошла с Россией». Но самое страшное, он оказался чужим и родителям,  мечтающим о лишнем гроше, и односельчанам, подсчитывающим каждую меру овса, и крестьянскому комсомолу с его лихими «агитками Бедного Демьяна». Так свершается трагедия столкновения поэтического мира с реальной жизнью. (песня «Отговорила роща золотая»).

Именно на этой грани – присутствия во времени и выпадения из него – рождается лирика, напоенная любовью к реальному земному бытию, ко всем его внешним жизненным проявлениям. А самое главное, это просветленное чувство родства с породившей  и вскормившей землей не оставляет места для тоски по прошлому и жалости к себе прежнему.

В сентябре 1924 года Есенин уезжает в Грузию. Там он много и творчески работал. Привез оттуда много поэм и цикл стихов «Персидские мотивы» (стих. «Шаганэ»).

Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Потому, что я с севера, что ли,
Я готов рассказать тебе поле,
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ.
Потому, что я с севера, что ли,
Что луна там огромней в сто раз,
Как бы ни был красив Шираз,
Он не лучше рязанских раздолий.
Потому, что я с севера, что ли.
Я готов рассказать тебе поле,
Эти волосы взял я у ржи,
Если хочешь, на палец вяжи -
Я нисколько не чувствую боли.
Я готов рассказать тебе поле.
Про волнистую рожь при луне
По кудрям ты моим догадайся.
Дорогая, шути, улыбайся,
Не буди только память во мне
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Там, на севере, девушка тоже,
На тебя она страшно похожа,
Может, думает обо мне...
Шаганэ ты моя, Шаганэ.

После возвращения в Москву в марте 1925 года Есенин закрутился в издательских делах. Безденежье поджимало со всех сторон. Содержание домочадцев, постройка дома в Константинове, дети… Он был в угнетенном душевном состоянии и пытался развеять его, бродя по родным местам, прощаясь с молодостью, снова переживая изменившийся до полной неузнаваемости лик родных мест. Родное Константиново всколыхнуло поэта, разбудило новую живительную силу в душе, и у него возникло искушение поверить в свою полную сопричастность с родным миром – как будто не было многих лет разлуки. (стих. «Я иду долиной. На затылке кепи»).

Я иду долиной. На затылке кепи,
В лайковой перчатке смуглая рука.
Далеко сияют розовые степи,
Широко синеет тихая река.
Я - беспечный парень. Ничего не надо.
Только б слушать песни - сердцем подпевать,
Только бы струилась легкая прохлада,
Только б не сгибалась молодая стать.
Выйду за дорогу, выйду под откосы,-
Сколько там нарядных мужиков и баб!
Что-то шепчут грабли, что-то свищут косы.
"Эй, поэт, послушай, слаб ты иль не слаб?
На земле милее. Полно плавать в небо.
Как ты любишь долы, так бы труд любил.
Ты ли деревенским, ты ль крестьянским не был?
Размахнись косою, покажи свой пыл".
Ах, перо не грабли, ах, коса не ручка -
Но косой выводят строчки хоть куда.
Под весенним солнцем, под весенней тучкой
Их читают люди всякие года.
К черту я снимаю свой костюм английский.
Что же, дайте косу, я вам покажу -
Я ли вам не свойский, я ли вам не близкий,
Памятью деревни я ль не дорожу?
Нипочем мне ямы, нипочем мне кочки.
Хорошо косою в утренний туман
Выводить по долам травяные строчки,
Чтобы их читали лошадь и баран.
В этих строчках - песня, в этих строчках - слово.
Потому и рад я в думах ни о ком,
Что читать их может каждая корова,
Отдавая плату теплым молоком.

По возвращении из деревни Есенин женится на Толстой. Он полагал, что в их доме он будет центральной фигурой – живой русский поэт – а оказалось, что он попал в литературный музей, кроме того, сразу же не сложились отношения с тещей. Жесткие конфликты не заставили себя ждать. Надо бежать, вон из Москвы. В то время, когда друзья и знакомые сплетничали о вечном беспробудном пьянстве поэта, он работал как фанатик. Более 70 первоклассных стихотворений, не считая крупных поэм, за последние два года! Перед работой мыл голову, приводил себя в порядок, ставил на стол цветы, поддерживал силы крепким чаем… А после работы – веселая компания, в которой – он это прекрасно знал – в лицо льстят, а за спиной говорят гадости. В обычном состоянии современники не видели более деликатного человека, который сдерживался и улыбался, даже разговаривая со своими врагами. После первой  же рюмки ослабевали тормоза. И тут уж не было удержу его чувствам.

В марте 1925 года Есенин с женой уезжает на Кавказ, но там в это время разыгрывались весьма серьезные политические события. В Москву он возвращается нервный и взвинченный, но благо был повод быстро успокоиться. Он стал работать над собранием сочинений. Накатил очередной прилив творческого вдохновения, и он не столько работал над собранием, сколько над новыми стихами. «Смотрю первый том и вижу: нет стихов о зиме. Весна, осень, лето есть, а зимы нет. Надо будет написать» (стих. «Клен ты мой опавший»)

Клён ты мой опавший, клён заледенелый,
Что стоишь, нагнувшись, под метелью белой?
Или что увидел? Или что услышал?
Словно за деревню погулять ты вышел
И, как пьяный сторож, выйдя на дорогу,
Утонул в сугробе, приморозил ногу.
Ах, и сам я нынче чтой-то стал нестойкий,
Не дойду до дома с дружеской попойки.
Там вон встретил вербу, там сосну приметил,
Распевал им песни под метель о лете.
Сам себе казался я таким же кленом,
Только не опавшим, а вовсю зеленым.
И, утратив скромность, одуревши в доску,
Как жену чужую, обнимал березку.

Снежная равнина, белая луна,

Саваном покрыта наша сторона.

И березы в белом плачут по лесам.

Кто ж погиб здесь? Умер? Уж не я ли сам?

Думы о смерти не убавляли интереса к жизни и жажды ее, но, наоборот, лишь пробуждали.

«Я хочу жить, жить, жить! Жить до страха и боли…» А 27 декабря 1925 года поэта на стало. Вот его последнее стихотворение, написанное утром 27 декабря. (стих. «До свиданья, друг мой, до свиданья»)

До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей,-
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.

В детские годы Есенин мечтал: «…Буду я известными и богатым и будет памятник стоять в Рязани мне». Памятник Сергею Есенину стоит не только в Рязани. Но самый главный памятник – это его произведения. Есенина не только знают, читают, но и поют. (песня «Над окошком месяц, под окошком ветер»)

Над окошком месяц. Под окошком ветер.
Облетевший тополь серебрист и светел.

Дальний плач тальянки, голос одинокий —
И такой родимый, и такой далекий.

Плачет и смеется песня лиховая.
Где ты, моя липа? Липа вековая?

Я и сам когда-то в праздник спозаранку
Выходил к любимой, развернув тальянку.

А теперь я милой ничего не значу.
Под чужую песню и смеюсь и плачу.

И пальцев ног, рук, от корешков волос, от каждой клеточки тела поднимается к сердцу капелька крови, колет его, наполняет слезами и горьким восторгом, хочется куда-то бежать, обнять кого-нибудь живого, покаяться перед всем миром или забиться в угол и выреветь всю горечь, какая есть в сердце, и ту, что пребудет еще в нем. Какая очищающая скорбь! Плачет, плачет тальянка. И лежит без конца и края, в лесах и перелесках, среди хлебов и льнов, возле рек и озер, с умолкшей церковью посередине, оплаканная русским певцом Россия. Смолкни, военная труба! Уймись велеречивый оратор! Не кривляйтесь, новомодные ревуны! Выключите магнитофоны и транзисторы, ребята! Шапки долой, Россия!

ЕСЕНИНА ПОЮТ!