почти забытая история

Почти забытая история

Начинался новый день. Солнце всходило лохматое, красное. Матвей Ильич Барышков зажмурился от ярких блесток в оконном морозном узоре. Он сегодня задержался в постели – вернулся уже ночью с  рождественской ярмарки. Проснулся довольным, с хорошими барышами вернулся. Хорошие заделы на будущее сделал. А ведь еще отец его был лишь зажиточным, но не барином, а он вот погляди-ка.

        Много – много лет назад пришел сюда его прадед, спасаясь от царской опалы. Все потерял в пути долгом и трудном. На ровном месте избушку срубил и перезимовал кое-как вместе с больной женой и двумя из пятерых, оставшихся в живых, сыновьями. А весной взялся за дело, да так, что через несколько лет уж не избенка, а пятистенок с русской печкой стоял, гордо возвышаясь среди еще нескольких избенок сотоварищей, с которыми вместе прибыли сюда. Воскресли сами от долгого пути, и деревню свою Воскресенкой назвали. Сытно зажила семья. И если раньше проклинали царя, то теперь ему же и хвалу возносили. Хорошо в этом суровом краю, и от царя далеко, а  вот к богу близко. Каждому, кто умеет и хочет, воздает бог по делам его. Богатый край, приволье и  красота всюду. Кажется, и душа очищается.

Но воспоминания, так некстати нахлынувшие, встревожили душу Матвея Ильича, знал он, один только знал, как вдруг поднялся он.

Отправил батюшка его в тайгу, зверя бить.  Осенью свадьбу сыграл, не налюбился еще с молодой женой Аннушкой, такая тоска сковывала сердце, так не хотелось уходить из дому на всю зиму. А узнал когда, что понесла его голубушка, совсем захолонуло. Но здравый смысл и отцов наказ сделали свое дело. Собрались артелью, да в тайгу. В первую же неделю незаладилось как- то с сотоварищами, решили с Ваньшей уйти подальше на север, отдельно от остальных. Зима стояла жестокая  и зверя никак не могли найти, били по мелочи. Боялись, как бы с голода не околеть, вот и решили добыть медведя. Медведь попался  огромный, и, когда уже казалось, взяли зверя, как оно так вышло – до сих пор неведомо, Ваньшу хватанул лапой медвежище, да и рухнул на него. Пока освободил друга, помер Ваньша.

Одному в тайге совсем несподручно, стал готовиться в обратный путь. Хоть и мало набил зверья, да уж видно не судьба нынче. Корил себя: забрался далеко,  а настрелял –то -   тьфу, Ваньшу похоронил. Не хотел вот идти, и не надо было.

Обратная дорога была непомерно тяжела, плутать начал, да наткнулся на охотника не из своих. У того была богатая добыча, еле тащил за собой свой возок. Тот был сильно простужен, харкал кровью, обморожены руки и ноги. Матвей  помогал ему, чем мог – таежный закон не допускает бросать человека в беде. Но где-то подсознательно завидовал ему, удачливому такому. Мелькали мысли, уж помер бы, не мучился бы, и меня не мучил. Страстно крестился, молился, а мысль не покидала.

В одну из ночевок все уснуть не мог, а может того товарища –то. Все себе заберу, домой вернусь богачом, свою избу поставлю. Обновки дорогие куплю соей любушке. А как уснул, все виделось, то душил, то ножом бил попутчика своего. Проснулся  шальной, в  поту, а попутчик  - мертвый. Чуть ум не потерял, думал: « Уж точно я его». Стал осматривать, нет, не  допустил Бог греха, сам отмучился. Захоронил его да к дому, бежал как преступник, каялся за свои вещие мысли. А ближе к дому, стал перекладывать, да рассматривать добро приобретенное  - вот это богатства: соболя, белка, песцы, лисы. А под шкурками нашел мешочек, развязал и обомлел... золото…

Домой от безумства прилетел, не разбирая дороги, да не долго радовался. Ни что не бывает просто так. Молил о смерти попутчика, а узнал, что не доносила Аннушка младенчика, раньше сроку родила, да не прижился малыш на свете этом. Прибыл как раз на девятый день.

 Да далеко уводят мысли, но что уж теперь об том вспоминать. Слава богу, растет сынок Сашенька. Вот уж тринадцать годков. Хороший мальчик. Не велик ростом, весь тоненький какой-то, а сам-то и высок, кряжист, мать – женщина дородная. Не особо красив лицом, но глаза живые, лучистые. Первый помощник отцу и радость матери. Да, не загадывая на будущее, Аннушка на сносях,  нужен, нужен еще помощник отцу в непростых и тяжелых делах купца Томского уезда. Вот родит, немного оклемается и поедут они всей семьей в Томск. Вчера и домик присмотрел и о цене сговорился. Только жене пока ни гу-гу.

Вот радость ей будет. А главное  -  сыну   дать образование, с малых лет, он, как маленький хозяин видел и, будто бы, все понимал в ведении большого хозяйства.  Иногда такой совет даст, что и отец и мать теряются: «Окудова такая дельность в детенке». Вот тоненький, а не жидкий: в любой работе не отстает от своих сверстников, а порою и от взрослых. Никакой работы не чурается: будь то в лавке, в тайге, на полях, на поскотине – все может, все получается. Ай, да сынок! Вот только бестолковый какой-то с работниками. Ну ладно, мал был, не понимал: все ему дети равны. А теперь – то уж надо бы различать, с кем дружить, так нет же, возится с этой девчонкой сопливой -  Сонькой  -  дочкой конюха.

Осенью родился второй наследник – Венюшка. Радости Матвея Ильича предела не было. Стал он расписывать будущее жене, как сам себе его представлял, но шибко удивился, что жена не поддержала его радужных мечтаний. а когда через пару месяцев горячка уложила Аннушку в постель, забыл об этом и думать. Сердце сжималось, как кричал малыш, как металась мать в жару.

Все счастливые браки почему-то недолгими бывали в этой семье. Если находили друг друга люди, то Бог противился этим союзам. А если Бог сводил, так самим не хотелось счастье строить. Умерла Аннушка, промучившись неделю. Исхудавшая, черная она совсем не походила теперь на ту, дородную матрону, которая уточкой, плавно, не спеша, ходила по дому, все, успевая, во все, вникая, каждую мелочь замечая.

        Матвей Ильич тоже сдал, к 40 годам стал похож на старика. Поседел, помрачнел. Александр возился с малышом, помогая нанятой кормилице.

Кормилица -  солдатка из  деревни, статной красавицей была, своего мальчонку – Феденьку  с собой принесла.

Как, рос маленький Венюшка, отец не интересовался, будто и нет его вовсе, окаменел весь. Дела спустил на самотек. Ладно, Сашка, хоть мал, да лобаст, почти полностью заменил отца, только когда дело доходило до расчета с работниками или за доставленный товар, обращался к отцу, и тот, молча, выдавал нужные суммы.

А солдатка, как называл ее Матвей Ильич, звалась Анной, была певунья первая на деревне. Не раз слышал ее пение хозяин, не раз рыдал от песен ее и от ужасной тоски, сжимающей сердце. Однажды увидел, что бабы в огороде копаются, что лес покрылся зеленью, как из темного омута вынырнул. Вынырнул и поразился, где же он был столько времени. Старший сын вытянулся, смотрит серьезно, управляется в лавке, как умелый и знающий купец. Анна – солдатка домом заправляет, два мальчонки у нее на руках, а который свой – не знает, ни разу не видел его отец, с тех пор, как жены не стало.  Анна с Александром советуется, тот помогает ей во всякой работе и затее. Огляделся Матвей Ильич, будто бы проснулся.

Сколь ни печалься о мертвых, а все одно: мертвым только земля сырая, да память светлая. Сколь тоске не длится, а живым – живое подавай.

К осени решено было все - таки перебираться в Томск, но Анна, которая стала верной женой и подругой уговаривала уехать дальше, в Омск. Была она в городке этом вместе с мужем и больно уж город этот ей понравился. Боязно,  дальше Томска Матвей Ильич не выбирался. Город  чужой, к губернии близкий, как оно там дело сызнова начинать. Хоть и там люди живут. Вон Иван Макарович какими делами ворочает, и лавки, и магазины, и на зимние и  летние ярмарки выезжает в дальние волости, да и помочь с рекомендациями сможет. И решился Матвей Ильич поехать к давнему своему знакомому, посоветоваться, и сына решил взять с собой.

Город, очаровал и чистотой и просторами, а главное – полноводной рекой, по которой ходили не только баржи, как в Томске, но и пароходы.

Само название  ОМСК, для измученной души Матвея Ильича, показалось каким –то,  светлым и хрустальным, в то время как ТОМСК, что такое тяжелое, монументальное, строгое и мрачное. Природа отличалась той же чистотой и прозрачностью: березовые колки, как стайки девчонок в нарядных ярких сарафанах, будто бы плясали под осенним ярким солнцем.

Даже дышать тут легче было и сердцу  привольнее.

        Иван Макарович встретил радушно. Жить к себе пригласил, познакомил с нужными людьми и порекомендовал к деловому сотрудничеству купцов омских. Обещал помочь, в память об Аннушке, которая импонировала ему своей простотой и радушием.

Александр впитывал все.  Пятнадцатилетнему мальчишке все интересно. А особенно интересна дочь Ивана Макаровича -  Катенька. Чем-то походила она на мать  его: тихая, спокойная, рассудительная. А собой хороша…

        Купив небольшую лавочку, домок на берегу реки,хватило и на собственную баржу. Зажили Барышковы жизнью купеческой. Как и все приторговывали, выписанными из столичных городов товарами, зимой посылали верных работников бить зверя в таежные томские места. Позднее завели и рыболовную артель.

Александр учился. Науки интересовали его не меньше, чем торговые дела батюшки.  Летние походы на рыболовных суденышках, зимние  поездки на охоту сделали его сильным да крепким. Сметка хозяина искала все новые и новые пути к расширению своего дела и дохода. Его уважали работники за справедливость и умение работать вместе со всеми на равных. Все грезилось Александру Катенька, все для нее. Редкие встречи доставляли обоим волнение и тихую радость. Может быть, скоро соединятся они и заживут славно вдвоем. Катеньке уже 16. Краше становится день ото дня, аж,  голова кружится, как глянет на нее. Скорей бы уж двадцать исполнилось, да с отцом еще не говорил, а надо бы.  Как только доучится, сразу сватов засылать.

Да внезапно охладел он ко всему. Стал поздно приходить домой, совсем потерял интерес к делам. Отец забеспокоился  - парню девятнадцатый год, заженихался поди, а ведь сговорились с отцом Катеньки, да и дети, кажется друг в друге души не чают. А вот надо же, может черная кошка между ними пробежала? Через полгода хотели затеять обручение. А что как на попятную пойдет Александр, или Катерина не согласится?. Чего ждать, пока доучится – и так умен не погодам. Вот только детям своим отцы о своем сговоре еще ничего не говорили, а теперь и вовсе не знал Матвей Ильич как подступиться к этому вопросу.

А сын и не помышлял, душа полна была Катенькой. Но и она как то незаметно отошла на второй план. Появились в городе с новым этапом несколько презанятных ссыльных. Такие интересные байки рассказывают и о царе, и о жизни столичной, а уж как красиво и правильно расписывают о будущей, ими придуманной жизни – дух захватывает: все равны, все богатые, все сами трудятся, вечное солнце на земле и всемирное счастье. Любо слушать, а потом думать – думать как это оно будет. Не настолько, конечно, был глуп парнишка, чтобы в споры не вступать, до сути не докапываться.  Как и же и отчего забоготеет их работник Иван, если каждую копейку, какая появлялась тут же в кабак уносит, последние порты готов стащить с себя и заложить за рюмку. А в работниках держат лодыря  этого себе в убыток, из жалости к жене и детям его. Отчего же счастлива вдруг станет его жена, если он, ирод, бьет ее, если вздумает она хоть полушку припрятать или потратит ее на ребетенков своих?  Но все же заманчиво было бы пожить в таком мире, а вот  зачем  кровь  проливать, что бы жить в счастье никак уразуметь не мог. Не может счастье строится на чужом несчастье, не по-божески это.

Помогал им Александр чем мог, то одежку справит, потеплее, то доктора привезет, снабжал провиантом.

Теперь же  отец Александра Матвеевича занемог, в одночасье стал сохнуть и слег. Беда с отцом помогла ему отойти от радужных мечтаний и отдаться делам со всей пылкостью и ответственностью.  Успел отец  женить сына, как и было, задумано. Только зажили молодые тревогой – долго ли батюшка протянет? Отцу становилось то хуже, то лучше. В периоды улучшения он старался  объяснить с кем и как   лучше вести дела, что и где следует закупать.  Александр это знал ни хуже отца и порой удивлялся, и раздражался, что его учить, ведь это он семь лет назад   - мальчишкой, спас дело.

Однажды Катенька нашла отца в большой тревоге. Матвей Ильич смотрел в угол комнаты и все твердил про женщину, которая якобы там находилась,  и которая, несомненно, хочет его ограбить. Молодожены поняли, это сама смерть пришла к  старику, готовиться надо к худшему.

 Анна не захотела жить в доме своего пасынка после смерти Матвея Ильича,  попросила отпустить ее. Александр купил ей с Федором небольшой домик, неподалеку от себя, чтобы всегда знала она, они не чужие, а, пожалуй, самые близкие для него люди. Брата хотел при себе оставить, но не тут – то было, Венюшка закатил такой рев, ни чем не могли успокоить. Решено было, что мальчишка жить будет с Анной, а Александр содержать их.

Подсчитав активы, золото,  присовокупив ко всему этому немалое приданое жены, Александр был приятно поражен. Оказывается, пока он мотался по тайге, Иртышу, да слушал сказки о счастливой жизни, отец-то даром времени не терял. Капитал  Барышкова составлял несколько миллионов золотом. Александр оказался одним из богатейших купцов Омска. Как ни приятно  было осознавать такое, но голова оставалась ясной. Он нутром чувствовал, как поступить с деньгами, доставшимися ему. Грандиознейшие, но реальные  планы созрели у молодого купца. Пора было перестроить дом, вместо лавок поставить современные модные магазины, а может и в Новониколаевске открыть парочку, там сейчас, похоже, центр торговли намечается.

Начинался новый век.

Александр трудился как каторжный: постройка нового дома,  на правом берег берегу Иртыша, там, где впадает в него Омка, трехэтажного с огромными окнами, просторными залами, с балконом всполошило весь город– это был самый современный и шикарный дом. Высокие потолки с лепниной, просторные светлые комнаты. В большой зале паркетный пол. Подъездная аллея была обсажена сиренью. Под окнами дома цветы: ирисы и маргаритки, которые, особенно, любила Катенька. Неподалеку несколько небольших двухэтажных домов: один – для Анны с мальчиками, другой для дворни и работников магазинов. Все эти сооружения  окружал парк с широкими аллеями, каждая аллея своим деревом отмечена: березовая, рябиновая, сосновая. Горожане толковали: «У Барышкова барыши девать некуда». А Александр только улыбался и продолжал, как одержимый, вкладывать деньги не только в  комфорт свой семьи.

Через дорогу от дома были выстроены несколько магазинов, чайная,  и лабаз. (Эту улицу долгие годы называли «Барышковы ряды»). Кабак заводить Александр Матвеевич отказался, «Нечего народ спаивать», объяснял он. На доводы о выгоде предприятия, отнекивался, де выгоду надо умом искать, а не обманом. В Новониколавске открыл большой магазин, где торговали мануфактурой, мехами, и несколько лавок с бакалеей и  свежей рыбой.

В такой бешеной гонке прошло 4 года. Сегодня Александру Матвеевичу исполнилось 25, четверть века всего за плечами, а сделано так много, часто слышал в свой адрес: «Смотри, не надорвись»

 Катенька  преподнесла подарок мужу первая, в день его рождения рано утром  родила второго сына.  Первенцу Сереженька  было два с половиной. Бутуз был резвым, веселыми сильно походил на мать. Со вторым ребенком Катенька ходила плохо, часто случались обмороки, мучила жажда, да такая, что муж шутил, что скоро Иртыш выпьет. Анна  не покидала молодую мать, помогала и по дому и с Андрюшенькой.  Ее мальчики: Федор и Веня уже учились в гимназии.  Андрюшенька родился слабеньким и крикливым. Катенька с Анной с ног валились от усталости.

На рождение первого ребенка Александр Матвеевич подарил жене шикарный выезд – четверку лошадей, прекрасную коляску, выписанные из России. Подарок к рождению второго ребенка был давно готов – прекрасный пароход  доставлен с началом навигации и стоял на  собственной  Барышковской  пристани. Название парохода тоже придумал, ждали родов: если сын родится – «Апостол Андрей», дочь – «Надежда»

К юбилею Александра Матвеевича гильдия купеческая устроила небывалый праздник. Пикник на первом его пароходе, название которого, тут же написали на борту, с цыганами, где приняли его в первую купеческую гильдию и ознаменовали это событие залпом из 25 бутылок французского вина. Таких молодых да ранних не было еще в этом городе. В 25 -  купец третьей гильдии, однако. Отец бы гордился.

Недаром, говорят, земля круглая. К столу подавала шикарная женщина, глаза острые как бритва, дерзкие, прямо по душе резанули. Александр засмотрелся на нее, а она смеется, что де не помнишь Соньку?

Сонька имела двоих детей, от кого, не вдавалась в подробности. Мальчишки росли с бабкой в родной деревне Воскресенке, без особого материнского пригляда.

Женщина была не из робкого десятка, все что  хотела – всегда получала. Когда  ночью скрипнула дверь в каюту, понял Александр – это она. Дорогой домой корил себя, а как же жена, дети, но ничего с собой поделать не мог.  Думал, первый и последний раз, но сердцу не прикажешь. Зачастил купец Барышков в свою родную деревню с дорогими подарками, куда сразу же после праздника и отправил Соньку подальше от греха.  Как,  завороженный,  снова и снова стремился и при первой же возможности летел как на крыльях к ней. Даже когда Сонька родила ему Лизоньку, был счастлив, пожалуй, так же, как при рождении своего первенца.

В то время, как сам кипел идеями, рождал и осуществлял планы, расширял свои предприятия, Катя относилась к ним все более  равнодушно. Что случилось с ней, ведь прожили – то всего 4 года, понимала его, поддерживала все его начинания, была путеводной звездой его деятельности, ведь все для нее. А теперь как посмотрит, будто осуждает или спрашивает: «Зачем мне все это»? Такое поведение жены Александр объяснял ее недомоганием, правда, что это за недомогание ни один врач внятно растолковать не мог, но ярость охватывала его: как она не понимает? почему не хочет ничего понимать?  

Сереженька рос болезненным, не раз родители доходили до отчаяния, будет ли жив. Но, слава Богу, минуло два года мальчишке, стал посильнее. поздоровее. Дела были налажены, и решено ехать к морю. Александр стал подозревать, что здоровье жены не так уж крепко, как она старалась его в этом убедить. Стал он  чаще замечать нездоровую бледность, слабость жены, апатию, к тому грех его требовал искупления, пусть хотя бы таким путем.

 На такую блажь купца Барышкова смотрели, как на заморскую диковинку. Бывало, что купцы омские отъезжали в столицы по делам торговым, но чтобы с женой … зачем она там нужна? А главное денег на этих барышень уходит уйма. С женой ехать – одно разорение.

Путешествие продлилось несколько месяцев. Все поражало воображение и взор. Бескрайнее лазурное море, мягко шелестящее у ног. Диковинные, виденные только на картинках, деревья. Обилие фруктов, название которых, впервые слышали. Бледнокожие сибиряки и не представляли, каким бывает яркое солнце, какие теплые и волшебные южные ночи. Мальчишки загорели, окрепли.

Минеральные воды, которые прописал доктор Екатерине, заглушили ее непомерную жажду. Катенька похорошела, повеселела, глаза загорелись прежним теплым огоньком. Александр Матвеевич  благодарил Бога, за то, что вернул ему прежнюю настоящую милую Катеньку.

С наступлением осени семья вернулась домой. Отец семейства окунулся с головой в дела. Все, как и прежде, Александр мечется из Омска в Томск, оттуда в Новониколаевск, дома бывает редко. Катерина дома с ребятами, Анна со своими ребятами самые частые гости. И помощь, и отдушину находили женщины друг в друге. А младшие мальчики в старших – хороших скаковых лошадей, защитников и судей в своих играх.

Редкие приемы местной знати у себя в доме, не любила хозяйка эти мероприятия, приходилось блюсти честь мужа, соответствовать его положению. Но каждый праздник, будь то прием, будь то визит, сопровождались тяжелым состоянием Катерины, болезнью, долговременной слабостью и жаждой. Александр же, напротив, как то внезапно полюбил бывать в обществе, стремился к общению. Не раз с женой у них выходили разногласия. Хоть Екатерина и была не очень грамотной женщиной, но чуткой к истине, к людям, с тонким от  природы вкусом. Интересной собеседницей была, впитывала знания, доступные ей. За модой особенно не гналась, и коробило ее, когда жены купцов обсуждали наряды, цены на них, обсуждали кого-то из знакомых менее удачливых в торговых делах. Не могла она  просто слушать, когда богатые хозяйки выгоняли своих работниц на улицу, жалко было бедняжек. К своим работным людям Екатерина всегда относилась с пониманием. Ее уважали и ценили не только дворовые люди, все работники многочисленных Барышковских предприятий.

Годы шли. Катенька стала полной, с потухшим взглядом, отекшим лицом. Врачи говорили, что водянка у нее, раз столько воды пьет. Несколько беременностей подряд заканчивались мертворожденными младенцами. Женщина замкнулась. Совсем потеряла интерес к мужу, тем более к его делам. С женой дома было тоскливо, чаще стал задерживаться в поездках.  Новость об очередной беременности жены вызвала скорее удивление.  Кое -как сумел выдавить из себя несколько добрых слов. Давно уже с женой они были чужими. Да и сыновья, почему-то, не доставляли радости, видел их редко, от шумных их игр раздражался и старался спрятаться от их бесконечных,  что и почему.

Провожая Федора и Вениамина учиться наукам в Томск, почувствовал, как защемило сердце, сейчас он, как когда – то его отец добровольно отказался от семьи, своих детей. Тот был слаб о горя, а этот от счастья запретной любви. Давал себе слово заняться сыновьями, но хватало его лишь на то, чтобы обеспечивать и баловать дорогими и, порой, ненужными, а то и просто, лишними подарками.

В очередную отлучку мужа «по делам» родилась в его богатом доме дочка Леночка. Отец,  по приезде, посмотрел на нее, маленькая худенькая синенькая, даже плакала она с трудом, тихо-тихо.  А у Соньки дочки  - кровь с молоком. Скоро 10 исполнится. А вспомнилось почему-то, как: к  двухлетию подарил ей отец красивое ожерелье из самоцветов, как потешно она грызла камушки, тыкала в них пальчиком и что-то рассказывала, растопырив ручонки. От такого воспоминания улыбнулся свежеиспеченный папаша, а Екатерина приняла эту счастливую улыбку на счет своей доченьки и с умиротворением вздохнула. Анна снова стала нянькой и сиделкой у кровати Екатерины. Катенька больше не встала. Через месяц она отошла тихо, ни с кем не попрощавшись. Анна забрала девочку себе. Но столько забот, сколько причиняла Леночка, у Александра Матвеевича еще в жизни не было. Корь, золотуха, все множество болезней, которые только есть на свете, посетили дом Анны. Отец разрывался между любимой Лизонькой и этой тщедушной крошкой. Между любовью и жалостью.

На каникулы собрались у Анны все: студенты и гимназисты, полугодовалая Леночка встречала их первой улыбкой. В дом отца ходили только поздороваться. Он прятал глаза от стыда за свою тайную жизнь. Дети тоже прятали глаза от того,  все, что тайно, не секрет.  В самое рождество все жители дома Анны заболели. Врач ставил страшный диагноз – черная оспа.

Дом опустел. Выжила одна Леночка. Кому от рождения –то не дано было сил плакать, хватило их на то, чтобы победить оспу.

Бесконечной чередой пошли в дом няньки. Главный их интерес был заполучить богатого вдовца, по крайней мере, хорошо поживиться в доме, где не осталось настоящей хозяйки, а хозяин редко бывает дома. Но привезти новую хозяйку в дом Александр Матвеевич не имел права, только канул год после смерти жены, а после такого мора и того меньше. Осудят люди.

Леночка в год не ходила, с трудом передвигалась на животе по полу. Коросты после оспы гноились, вечно пищавшее существо не могло не вызывать антипатии. К ней старались прикасаться как меньше реже.

Летом приехал печник – Данилов Александр Сергеевич – первостатейный мастер в округе, который клал эти камины, печи. Пришла пора вычистить их. Мужик не молодой бездетный. Жена - Луша все хотела ребеночка, но не всем Бог дает такое счастье.

Как увидел он эту крошку, лишнюю для всех, всем чужую, душа надорвалась. На колени упал перед купцом – отдай девчонку, помрет она здесь. Купец думал не долго. К концу работ все было решено: деньги на новый дом, лошадь. Мебель, утварь какую надо, выбирай в магазине. Ежемесячное содержание деньгами и обеспечение необходимыми товарами получать будут здесь в такие-то дни. Но вот удочерить девочку купец права не дал. Да и болтать о том ни кому не след.

Уехала Леночка с добрым мужиком, в мужицкую семью в большую деревню Хомутинка. Посреди деревни пруд был, ну как хомут с огромного коня упал, отсюда, видимо и название. Сколько вез Александр Сергеевич крошку, с рук ни разу не спустил, нежностью глаза светились, подъезжая к деревне, хвалился – Бог послал. Малышка, почувствовав доброту и заботу, прижалась к этому чужому человеку и смотрела на него доверчивыми глазами, улыбалась ему. Не могла знать кроха, каким тяжким хомутом, сожмет ее жизнь Хомутинка.

А вот Луша не была в восторге от новоприобретения мужа. Немного успокоило ее то, что скоро переехали они в большой дом с красивой мебелью, на дворе чудесным образом появилась  молодая корова, конь. Но это лишь, не надолго усмиряло ее нрав. Не нравилась ей девочка, ну что тут поделаешь.  Уже через месяц она была чистенькая, здоровая, но вот отметины оспы не смыть, не скрыть, на всю жизнь.

При муже она старалась быть приветливой и ласковой, да вот эта противная девчонка смотрела на нее с укором и страхом.  С мужем частые ссоры бывали.  Но ежемесячные  поездки в город, откуда муж привозил подарки, задабривали мачеху.

        Александр Матвеевич времени даром не терял. Очень скоро в его пустой дом вошла новая хозяйка Софья.  Дети ее Мишка, Колька и Лизонька, благополучно заняли места детей Александра Матвеевича. Вот только Колька был как блаженный, часами мог смотреть, в одну точку,  не двигаясь. А то нападет на него веселье, отбиться от которого только мать и помогала с помощью  хворостины. Лизонька же росла настоящей принцессой.

        Софью приняли в обществе  с опаской и ненадолго. Стала ходить новая шутка по городу: «У Барышкова, видимо, барышей не хватило на приличную жену».

А Барышкову было все равно на разговоры и суждения города. После того, как отказался он от родной дочки, что-то надломилось в душе. Богатства не меряно, любимая красавица жена, дочка – загляденье, а вот то ли устал, то ли стремиться больше не к чему. Невесело как то.

        Два раза в год приезжали погостить Даниловы всей семьей. Леночка как-то оживала в этом доме, бегала веселая, болтала без умолку. Сердце, душа надрывались у Александра Матвеевича от боли и раскаяния, но ум купца твердил: я ей дал все, и никогда не обижу.

В доме Александра Матвеевича жизнь складывалась  как – то непутево. Софья  не любила долго ждать мужа их деловых поездок.  Ей по нраву пришлись дорогие вина в компании мужчин, от которых у нее отбоя не было. Лиза росла дерзкой, вольной, своенравной эгоисткой. Все, что не захочет, подай. Снова лишним человеком становился купец дома и старался как можно больше работать. Капитал преумножался, а вот уважение в обществе падало с катастрофической скоростью. Смеялись ему прямо в глаза. А он только засмотрится куда в даль, как замрет, с рассеянной улыбкой, помолчит и продолжает разговор как ни в чем не бывало.

Время шло. Ничего не менялось в жизни Барышкова:  пьяная веселая жена, требующая нарядов и украшений, вечно корит за то, что в общество ее не выводит. Требующая того же дочь – красавица. И безрадостно живущая в деревне еще одна дочь, для которой дается много, да мало, что достается.

Четырнадцатый год встряхнул страну. Для купца война – благодатная пора. Доходы от поставок возросли в несколько раз. Деньги, золотишко хранились большей  частью дома, так как некогда было возиться с банками, все предпочитали расчет твердым металлом. Бесконечные стачки на заводах и фабриках, докатившиеся уже до Урала, поговаривали о бунтах в армии, все эти события не внушали доверия к банкам. Часть денег увозили в Китай, где размещали в банках, а большей частью, вкладывали в товары.

Февральские события семнадцатого года свалили с ног Барышкова. Не успели отойти от ужаса: Как теперь Россия без царя-батюшки?» Дочь Лизонька сбежала из дома с приказчиком, доверенным лицом. Лизонька вынесла   часть  золота, свои и материнские украшения, а главное все облигации Шанхайского банка – тянуло  на несколько миллионов.  Бросился в погоню искать их, да где же найдешь. У беглецов одна дорога, у ищущего множество.  Приехал через неделю обросший, исхудавший, с трясущимися руками и заплетающимся языком.  Несколько недель лежал пластом, в голове эхом стоял вздох Катеньки, когда он впервые увидел их дочку, лицо ее. Да не уберег он ее, грешен перед ней, перед всем светом грешен. Всех растерял безвозвратно, остался один на всем свете. Все чаще приходили на память слова отца перед смертью:        про женщину, которая хочет его ограбить, сбылось видение отца.

Софью потряс побег дочери, еще больше она испугалась за здоровье мужа. Притихла, мышкой ходила по дому, ухаживала за ним, сколько смыслила.

Доктора поставили на ноги купца и рекомендовали курорты, лучше заграничные. Софья представляла уже себя в высшем обществе. Вот она красивая богатая дама, ловит взгляды мужчин, покоряет сердца отдыхающих.

Но  не поездок теперь ограбленному купцу, да и куда поедешь, в стране не весть, что творится.

Михаила призвали на  фронт. Колька жил дома, по-прежнему изучая что-то только ему одному ведомое. Часто стали замечать, что и Александр Матвеевич стал понимать, то ведомое Кольке. Остановит экипаж среди дороги и задумается. Задумается крепко, надолго. После ограбления  дочерью, осталось, конечно, прилично, но и по званию доход должен быть. С большим трудом заставлял себя Александр Матвеевич работать. Удача будто  покинула его, былая решительность, хватка пропали. Потирали руки многие от злорадства: «Так –то вот тебе, всех затмил, шагал легко, покарабкайся теперь как все». Все легче обманывали его подельщики, все больше терял  на торговле. Чувствуя слабость хозяина, сразу вдруг началось повальное воровство среди своих работников. С растерянностью, непониманием смотрел на все это хозяин. Видимо, до тех пор Бог наказывать будет, пока  сиротку свою в дом не вернет. Да все как –то недосуг был.

А как жилось Леночке с мачехой, ни кто и не знал. Отчим, которого она считала своим настоящим отцом, и раньше  часто был в отлучке. Мастера все хотят заполучить, печка не полка, а хорошая печка в Сибири – главнейшая вещь.  Однажды отчим застал Леночку всю в синяках, догадался, откуда такие украшения и очень строго поговорил с женой, главным аргументом в разговоре был кнут. Луша стала бояться трогать девочку, лишь сильнее возненавидела.

Хотя все жестокие удары  судьбы купца не сказались на доходах семьи Даниловых, у мачехи не было больше сил выносить ненавистную падчерицу. Благо теперь никто не мешал издеваться над ней. Мужа забрали на войну. Луша от безбедной жизни приобщилась к бутылочке и в пьяном угаре била девчушку почем зря. Однажды, отвесила смачную затрещину падчерице, повредив ей барабанную перепонку. Жаловаться Леночке  было не кому, помощи искать не у кого. Терпела,  как могла, а за то, что стала глухой на одно ухо и плохо слышала мачеху, получала еще больше.

Данилов вернулся летом, отравленный газами. Вечно слезящиеся глаза, сильный кашель поначалу пугали Леночку, но его доброе отношение к ней, не оставили в памяти портрета инвалида, Девочке стало жить легче. Отчим брал с собой ее несколько раз в ОМСК, где девочка и узнала всю правду о своем отце. Не могла она тогда осознать всего положения дел, и, когда отчим спросил: «Ну, что, домой поедем?» она с новыми игрушками, в нарядном платье, а главное с книжками, побежала усаживаться  в возок.

 Отчим выучил девочку азбуке, научил читать и писать свое имя. Большего дать не успел. Пришла революция.

Как только Барышков узнал такую новость, вспомнились ему давние разговоры с политическими, понял: отберут все, вряд ли в живых  оставят. Надо срочно прятать все, что осталось. В спешке собирали золото, драгоценности в мешки, зарыли часть где-то за ОМСКом, помчались в Хомутинку к Данилову. В экипаже сидело их трое: сам Александр Матвеевич, Сонька и Колька.  У Данилова  долго не засиделись, пошептались тезки на темном дворе, и покатил возок дальше. В таежной деревне Воскресенке Барышков закопал основную часть своих капиталов, преимущественно  золотые червонцы. Закапывал один, чтобы только самому знать, где, не доверял он больше никому. Но чрез несколько дней отправившись на место своего захорона, увидел пустую яму. Еще через несколько дней, всполошившийся народ в деревне, нашел его в тайге недвижимого, с бешеными глазами. Стало понятно, этот удар был последним для ясного сознания Александра Матвеевича. Сонька и Колька исчезли, ни кто них больше ничего не слышал.

Семья Даниловых, как будто в волшебном сне, сохранила свой большой  дом, пару лошадей, корову при новой власти. Колчак тоже не сильно зверствовал: забрал  лошадей, расплатившись какими-то бумажками, названными деньгами. После гражданской войны Александр Сергеевич при новой власти стал при сельсовете счетоводом – немного было грамотных мужиков в новой коммуне, да и здоровье не позволяло заняться любимым делом. Сразу после смерти Данилова  Луша собрала вещички падчерицы в узелок, взяла за руку тринадцатилетнюю Ленку и вывела ее за ворота. Успела схватить Ленка только свою плюшевую душегрейку, которую отчим подарил ей утром после последней встречи с отцом.

 По улице шел мужик  старый дед Кузьмич, его нагонял сельсоветчик Осип Гуров. Дед закашлялся и остановился, а Гуров, высокий, красивый         двадцати восьми летний мужик сразу привлек внимание всех девок и молодых вдов, обогнал деда чуть не у самых ворот Даниловского дома. Вот к нему-то и обратилась Лушка:

 « Купи девку в жены». О цене сговорились сразу: бутылка самогону. Смеялся Гуров, думал – шутка, но поразило его, что девочка не заплакала, только зарделась до корней волос, да с ненавистью глянула на мачеху, потом глаза опустила и пошла за ним следом. Так распорядилась судьба, ведь мачеха обещала, отдать ее первому встречному.

Через год родилась Анна, еще через несколько лет сынок, который не дожил до года. А скоро в деревне появился грязный безумный старик. Ни кто не знал его, ночевал за деревней, а весь день ходил по деревне и высматривал что-то. Лена не сразу признала в нем своего отца. Без укоров и слов, взяла за руку и привела к себе в дом жить. А старик-то, и правда оказался, более, чем странный. То он вдруг пропадал на несколько недель, то вдруг появлялся. Заставил зятя сколотить ему ларь прямо в горнице, засунул туда самый большой сундук, навешал замки, а ключи себе на шею повесил. Возвращаясь, неведомо откуда с большим мешком, плакал, выгонял всех из дома и отпирал свой сундук. Единственной, кому разрешал он сидеть на нем, была маленькая внучка Нюрка. Несколько лет уходил он и возвращался непременно с большим мешком. Деревенские мальчишки не раз пытались выследить старика, но он будто испарялся у них перед глазами.

А ходил бывший купец проведывать свои предприятия. Дом его стоял полуразрушенный, окна, кое-где забиты досками. Не раз он ходил по нему, забравшись ночью, в надежде что-нибудь найти из своей прошлой жизни. Но находил только обрывки воспоминаний, от которых начинал выть и стенать так, что по ночам местные боялись ходить мимо дома, думали, что призрак купца шалит. Самый большой магазин – его гордость был взорван, пароход гнил на причале. Двухэтажные домики, парк были в таком запустении, будто сто лет прошло, а не десять. Следа не осталось от былого величия. Лишь однажды в руинах дома обнаружил старик бронзовый подсвечник. Именно этот подсвечник и раскрыл дочери тайну странных исчезновений отца.

Умер он перед самой войной. Когда открыли заветный сундук, там были сложены стопками деньги: керенки, екатеринки. Сундук был просто набит ими. Долго играли в деревне дети этими деньгами. Часть денег пошла на оклеивание нужника, чтобы не поддувало.

Осип Гуров ушел на войну одним из первых, а 43-ем вернулся после осколочного ранения головы. Успели они с Леной родить еще одну дочь.

Умер Осип от страшных головных болей, которые в течение 4 лет не давали ему покоя. Лена сильно страдала от потери мужа. Надо же, из жалости забрал девчонку, а только с ним Лена и поняла, что такое счастье. Времена не легкие выпали им на долю, но ласков был, жалел ее, и она отвечала тем же.

Стали замечать деревенские бабы, что стала бросать Лена своих девочек и уходить в лес будто бы по грибы, ягоды. А возвращалась всегда ни с чем, но какая-то одухотворенная. После войны мужиков в деревне раз-два и обчелся. Каждая подумывала, уж не мой ли вдовушке помогает, горе забыть. Выследили: сидит Лена под березкой и ведет разговор с Осипом своим покойным. Обо всем рассказывает, советуется и вроде, ответы да советы выслушивает. Рассказали древней бабке Агнее. Бабка взялась воск выливать, да водой брызгать на Лену - с ума  сойдет, куда детей девать?

Только закончила свое лечение, отвела домой болящую, да уселась с соседкой чай пить. Сидят, беседуют, на жизнь вдовью жалуются, как стук в окно. Выглянула бабка Агнея, а  за окном стоит Осип Гуров, кнутом по сапогу постукивает: «Не лезь в нашу жизнь баба Агнея». Баба Агнея умерла на следующий день от разрыва сердца, а соседка ее долго ужас этот пересказывала, наверное, пока не забыла.

Много лет с тех пор кануло. Елена Александровна так и прожила одна. На претендентов на руку ее и сердце только рукой махала. Дочери Осипа и Елены Александровны выросли, старшая Анна замужем, двоих детей уже имела. Младшая Валентина на женихов только поглядывала. Получила Елена Александровна письмо, да все в толк взять не могла от кого. Письмо из далека, с острова Сахалина от какой-то Елизаветы. Писала та, что стара стала, немощна, собирается уйти в монастырь. Но,  чтобы с чистой душой уйти от мирской жизни, хочет повиниться перед ней, Еленой и вернуть ей то, что когда-то украла у  отца. Писала она о небывалых деньжищах, каких-то облигациях в Шанхайском банке. Просила, не откладывая,   срочно приехать к ней, забрать деньги и облигации, так как чувствует, жить осталось недолго. Если же не приедет Лена, то все капиталы отца отдаст она в монастырь.

Долго Лена не могла понять, что за чудное письмо, а когда поняла -  расхохоталась. Сама отписать не могла, так как осталась безграмотной: только читать, да имя свое писать могла. Дочерям же письмо не показала.

Умерла Елена Александровна Гурова, урожденная Барышкова в почтенном возрасте. Маленький домик в поселке другой области, куда перебралась по просьбе внучки. Куст сирени да ирисы в крохотном палисаднике. Иконка в красном углу маленькой комнаты, под ней бронзовый подсвечник. В сундуке, на самом дне, обнаружили перевязанную пачку писем от мужа, детей и письмо Елизаветы, детскую плюшевую душегрейку, почти разлезшуюся от времени. В одном кармане – метрики рождения всех детей Барышковых, в другом  - дорогой перстень  старинной работы и царский  золотой червонец.