"Возможна ли дуэль в XXI веке?" Исследовательская работа кадет 10 класса "Санкт-Петербурского кадетского корпуса Министерства обороны Российской Федерации"

ФГКОУ «Санкт-Петербургский кадетский корпус

Министерства Обороны Российской Федерации»

Возможна ли дуэль в XXI веке?

(на примере анализа литературных произведений и исследований, проведенных под руководством психологов СПб КК МО РФ).

Учащиеся 6 курса (10 класс).

Спешилов М., Фуфачев Д.

Кожевников И., Бушаев В.

Козлов Ю.

Научные консультанты:

Охтилева О.П, преподаватель литературы

                        Полякова Е.А., педагог доп. образования

Порох Т.В., Ленина О.С., психологи

Компьютерная верстка:

Бушаев В.

(руководитель: преподаватель информатики Андрук В.А.)

Санкт-Петербург

2012

Рецензия на исследовательскую работу

«Возможна ли дуэль в XXI веке»?

Тема, цели и задачи работы обусловлены  интересом кадетов к  вопросу о жизненном выборе и приоритетных ценностях человека, связывающего себя с судьбой военнослужащего.

Работа носит характер интегрированной с метапредметным подходом. Соответствует требованиям к исследовательской работе.

 Исследование содержит материал по истории вопроса о происхождении и развитии дуэли. Прокомментировано лексическое значение слов «дуэлянт» и «дуэлист», которые отражают разные мотивы дуэли.

 Авторы на основе литературного материала и анализа тестов, проведенных под руководством психологов, делают выводы о ценностях, которыми руководствуется современный кадет, соотносят свой выбор и выбор литературных героев, сопоставляют, решают проблемные вопросы. Вместе с тем, рассмотрен вопрос о лишнем человеке  в русской литературе. Новизна взгляда  связана с тем, что лишний человек не демонстрирует способности и желания отстаивать свои взгляды на дуэли. Традиционный взгляд на лишнего человека осмыслен по-новому: Онегин, Печорин и др.не только не являются лишними, но и  зачастую проявляют худшие из человеческих качеств, что продиктовано фактом растлевающего влияния на них традиций, существующих в обществе. Использованы произведения, не относящиеся к программным.

В работе представлены гистограммы, которые дают  развернутое представление о морально-нравственном пути  кадетов под руководством учителей и воспитателей. Представлен сопоставительный анализ на примере разных возрастных групп и разных лет обучения. Данная картина позволяет говорить о учебно-воспитательной модели КК и модели кадета-выпускника; о существующих в кадетском образовании традициях, а также позволяет решить проблемный вопрос- гипотезу.

Работа отличается самостоятельностью научного взгляда,  ярко выраженной гражданской позицией.

Возможна ли дуэль в XXI веке? Авторы убеждены:  возможна, так как живы ценности, которые лежат в основе дуэли. Дуэль трансформировалась. Ее формы: суд, спор, диалог, различные виды конкуренции, политические дебаты, идеологические споры в СМИ.

Тема актуальна. В руководящих документах и в речи видных общественных деятелей и политиков подчеркивается  необходимость  нравственного воспитания.

Заслуженный учитель России,                                        Сергеева Т.А.

методист СПб КК МО РФ

Аннотация

 «Дуэль в России – больше  чем дуэль»! Авторы работы  исследуют вопрос об исчезновении дуэли в XXI веке, исследование перерастает в размышление на примере литературных произведений о ценностных ориентирах  не только в  XVIII-XIX веке, но и касается современного молодого человека, его жизненного выбора. Исследования, проведенные под руководством психологов, дают возможность говорить о нравственных приоритетах кадетов. Представлен сопоставительный анализ на примере разных возрастных групп и разных лет обучения, что позволяет говорить о модели кадета- выпускника.

Содержание

Введение

Дуэль во все времена  являлась  высшей формой признания личной ответственности за сделанный выбор. Ричард Хоптон, известный британский исследователь истории дуэлей, утверждает: дуэль в XXI веке умерла.  «В наибольшей степени  повинна в исчезновении дуэлей утрата прочности кодекса чести – дуэльная основа основ потеряла мощь как движущая сила. Старомодного чувства чести  не осталось в современной действительности». Ценностные ориентиры весьма поколебались в XXI веке. Не случаен в этом вопросе  концептуальный подход видных политических деятелей в нашей стране.

Гипотеза: дуэль в XXI веке умерла лишь как форма демонстрации личной ответственности за совершаемое, однако представления о чести, достоинстве  существуют как принадлежность интеллигентной среды, в том числе, в среде офицеров и кадетов. Форма дуэли трансформировалась.

Актуальность темы:

1. вопрос защиты чести и достоинства в среде кадет - один из важных, соответствует их возрасту, попыткам определиться с жизненным, нравственным выбором;
2. нравственное воспитание является одним из приоритетных вопросов в современном обществе, что отмечено  в руководящих документах и в речи видных политиков РФ.

В Стандартах второго поколения отмечено: «Современный  национальный воспитательный идеал–это высоконравственный, творческий компетентный  гражданин России, принимающий судьбу Отечества как свою личную, осознающий ответственность за настоящее и будущее своей страны, укорененный в духовных и культурных традициях многонационального народа Российской Федерации».

Святейший Патриарх Московский и всея Руси  Кирилл на заседании Священного Синода Русской Православной Церкви отметил: «Мы должны во весь голос говорить о необходимости абсолютного критерия в определении того, что добро, что зло; о сохранении нравственной природы человека. Наш голос очень многим будет не по душе.

Для того чтобы сохраняться и быть народом, нужно еще иметь силу защищать свою страну. А может ли защищать свое Отечество и отдать жизнь человек, который воспитан в той системе «ценностей», когда главным критерием успешности является благополучие, деньги, комфорт?! Но за комфорт и благополучие жизнь не отдают».

Цель исследования: проанализировать, какими ценностями руководствуется современный кадет, каковы истоки этих ценностей.

Методы исследования: описание, анализ, прогнозирование, анкетирование,  синтез.

Задачи, которые необходимо решить в процессе исследования:

1. проследить на литературном материале, каковы мотивы дуэли в XIX веке, а также проследить, каковы причины исчезновения дуэли;
2. проанализировать на основе проведенных психологических опросов, какими ценностями руководствуется современный кадет, кто из литературных героев является их идеалом.

Краткое содержание.  Происхождение  дуэли: судебная дуэль, рыцарские турниры, рыцарская дуэль и др. Сословная принадлежность и дуэль.

Русская литература XIX  века о различной нравственной природе дуэли в России. Дуэль и тема лишнего человека в произведениях А.С. Пушкина.  Дуэль как кураж в произведениях Л.Н. Толстого, дуэль как порождение скуки в произведениях А.С.Пушкина, противоречивые мотивы дуэли в произведениях М.Ю.Лермонтова, дуэль как демонстрация разрушительной силы героями, воспитанными вне традиций, в произведениях И.С. Тургенева. Факторы, формирующие Личность, способную сделать выбор, в основе которого лежит представление о чести: воспитание, среда, традиции, существующие в обществе, особенности натуры. Причины  трансформации дуэли к XX веку.

Исследования под руководством психологов СПбКК МО РФ демонстрируют: ценности кадетов определяются самыми высокими представлениями о чести и достоинстве человека.

Выводы: Представления о чести живы, однако не являются принадлежностью большинства, что позволяет сделать выводы:  кадетское образование позволяет воспитывать граждан, способных отвечать не только за свой выбор, но и за будущее своей страны. Форма дуэли в XXI веке трансформировалась.

1.История происхождения и развития дуэли

1. Из истории дуэлей.
   На основе книги Ричарда  Хоптона “Дуэль. Всемирная  история”

Чарльз МУР, сражавшийся против дуэлей в восемнадцатом столетии, писал о том, что такого рода поединки зародились в «эру невежества, суеверий и готского варварства».

 Невозможно отрицать очевидного, что гордыня, зависть, злоба, жажда мщения и чувство обиды всегда царствовали над умами человеческими, а последствиями всего этого становились деяния, выливавшиеся очень часто как в открытое насилие и подавление чужой воли, так и в совершение тайных убийств.

Испытание поединком представляло   норму улаживания противоречий между людьми и брало свое начало из «Темных веков» истории Европы. Есть мнение, что Гундобальд, король Бургундии, первым из правящих государей официально установил такое правило примерно в 501 г. От Р.Х.  

Эдуард Гиббон так пояснил принцип судебного поединка:  Как в гражданской, так и в уголовной норме истец или обвинитель, ответчик или даже свидетель мог быть вызванным на смертный бой противной стороной в случаи отсутствия возможности доказать свою правоту обычным образом;  тогда перед ним не оставалось выбора –или отказаться от своих слов, или отстаивать свою честь в бою.  

По закону Гундобальда дуэль разрешалась тогда, когда обвиняемый упорно отказывался  признавать себя виновным под присягой, а обвинитель настаивал на установлении истины с помощью оружия. Данное положение оставалось неотъемлемой составляющей установления истины в суде путем поединка во всей Европе. Первая запротоколированная судебная дуэль состоялась в итальянском городе Павия в начале седьмого столетия от Р.Х.. К поединку прибегли по причине обвинения, выдвинутого против королевы  лангобардов Гундиперги. Когда в 643 г. Король Ротари приказал составить свод законов лангобардов, судебные дуэли заняли в нем свое достойное место, причем пережили и династию лангобардов, свергнутую в 774г. Карлом Великим. Сам же рассматриваемый нами принцип продолжал не только жить и здравствовать, но и расширять собственное применение. Например, в 982 г. Император Оттон II  издал указ о целесообразности прибегать к поединку в случаях клятвопреступления. В процессе эволюции законов лангобардов выработалось правило, по которому судебный поединок мог назначаться в 20 различных случаях.

Судебные поединки, где бы те ни проходили – во Франции, в Италии или Англии, - в сущности, мало чем отличались друг от друга. Они представляли собой открытые встречи, санкционированные королем, в которых истец и ответчик сходились между собой на виду у придворных и простых горожан в присутствии самого монарха  и на площадке, которая не могла представлять преимущества ни одной из сторон. Таким образом, как мы видим, что судебный поединок средневековья в этом своем аспекте коренным образом отличался от сугубо личных, тайных и незаконных встреч, которые представляли собой дуэли в более позднее время.

С раннего времени церковь противилась поединкам, усматривая в них узурпацию прав Бога несмотря на то что светские власти, которые организовывали, всецело верили в них как в средство привлечения того же бога для вынесения справедливого решения путем битвы между тяжущимися сторонами. Святой Авитус, архиепископ Вьеннский и примас Бургундии, выразил протест королю Гундобальду по поводу легализации судебного поединка в 501 г. Более активное противодействие описанному нами явлению со стороны клира проявилось на сборе в Валансе в 855 г. . Между тем само папство – по крайней мере, по началу – заняло двойственную позицию, порицая поединку в отдельных случаях, однако, не покушаясь на сам их институт до  двенадцатого века. И действительно, в 855 г.  Николай Iдал официальную папскую санкцию судебной ордалии, или испытанию подсудимого физическим страданием(судебный поединок по сути, являлся одной из ее разновидностей).

В Италии после пережитого им периода большой популярности между девятым и двенадцатым столетиями, судебный поединок стал отмирать.

Внедрение Генрихом вторым в Англии присяжного суда стало началом заката испытаний поединком. Люди увидели альтернативный способ разрешения противоречий – более справедливый, не так подверженный предвзятости и влиянию  интересов сильных и устойчивый против коррупции по сравнению с принципом рассмотрения дел одним судьей.

           Эпоха рыцарства хорошо известна повальным пристрастием дворянства к турнирам, представляющим собой отчасти военные игры и как нельзя лучше отвечавшим  идеалом рыцарей.    Неотъемлемой составляющей этого явления выступали правила и традиции феодальной верности, которые связывали рыцаря с сеньором, и наоборот; проникая повсюду и пронизывая все общество,  они прочно скрепляли узами подданных с королем и короля с подданными. Турниры, кроме того, давали рыцарям возможность совершать героические деяния на глазах дамы сердца, что само по себе служило  одним из главных залогов соблюдения традиций средневекового кодекса куртуазной любви.

           Третьим средневековым институтом, бывшим близким родственником турнира и судебного поединка – рыцарская дуэль.  Как и испытания поединком, всегда разрешенные властями, дуэли рыцарей тоже происходили на огороженных площадках – champsclos .Биться в таком поединке любой и каждый, как и следует, ожидать не мог. Пункт 12 правил гласил: «Кто не может доказать своего благородного происхождения по отцу и матери хотя бы в четырех поколениях , не должен претендовать на честь быть допущенным к состязаниям.»

Главное ее назначение состояло в улаживании вопросов, касавшихся чести рыцаря как дворянина.

По мере распространения и развития института испытания поединком возникла практика применения выставляемых бойцов, которых нанимали для отстаивания в бою дела тяжущихся. Хотя такой обычай и избавлял последних от риска с оружием в руках сражаться с оппонентом, им приходилось в полной мере нести ответственность в соответствии с результатом поединка. По выражению одного историка: «Как доверители в уголовном деле, которое решали в бою другие лица, такие люди в бою не участвовали, но стояли с веревкой на шее, чтобы тот, чей боец проиграет, мог быть повешен без промедления ».

Право прибегнуть к «Испытанию битвой» зажилось в английском праве до девятнадцатого века.

Несмотря на все заметные сходства между средневековыми формами одиночного поединка и современной дуэлью, последняя в сути своей – порождение эпохи Ренессанса.

В Италии первой половины шестнадцатого века, ставшей родиной современной дуэли,  нашелся один инструмент, который способствовал распространению новых идей – печатный пресс. Именно при помощи этих станков стало возможным распространение всякого рода литературы – с одной стороны, предлагавшей благородным господам ознакомиться со стандартами понятий о чести, а с другой – изучить накопленный опыт в плане применения оружия, помогавшего ее надлежащим образом отстаивать.

Итальянские войны представляют собой важную веху в истории развития дуэлей, поскольку вследствие затяжных зарубежных враждебных действий на территории Италии на довольно долгое время задержалось множество французских солдат.

В исследовании Ричарда Хоптона «Дуэль. Всемирная история» дано следующее заключение.

«В конце концов, дуэль просто выдохлась.  Хотя есть целый набор факторов ее исчезновения,  ни один из них не может – с изрядной долей обоснованности – претендовать на место решающего. Совершенно ясно, что рост власти закона и увеличивающееся  уважение к узам, связывающим современного человека в современном обществе его долгом по отношению к нему, делали дуэль все более и более неприемлемой. Точно также с распространением набиравшего силы евангелического христианства – особенно в Бразилии и в Соединенных Штатах  - дуэль начала все более превращаться в реликт – в пережиток ужасного прошлого.  Немалую роль сыграло и демократическое движение. Дуэли являлись по определению не демократичным институтом – они привлекали только представителей самоопределяющейся элиты. Альтернативой сделалась хорошая трепка. Демократы, так же, как и христиане, видели в дуэли варварский атавизм самодержавной эпохи.

Немаловажно и то, что от поколения к поколению общество становилось мягче физически – более привычным к комфорту. Для наших предков, которым приходилось терпеть ампутацию конечностей и операции почти без анестезии, фактор физического риска на дуэли – опасность ран и увечий – казался приемлемо. В наше время постулат о том, будто шрамы украшают мужчину, звучит как-то не очень убедительно.

Что тоже важно, в Западном мире двадцать первого столетия мы как индивидуумы с меньшей готовностью принимаем ответственность за свои действия, тогда как выход на дуэль являлся высшей степенью признания личной ответственности. В современном мире всегда найдется кто-нибудь, на кого можно свалить вину, в том числе и собственную. Дуэлянт же в подобных случаях начинал отсчет с себя и собой же заканчивал.

Но в наибольшей степени повинна в исчезновении дуэлей утрата прочности служившего ей фундаментом кодекса чести – дуэльная основа основ потеряла мощь как  движущая сила. Старомодного чувства чести практически не осталось в современной деятельности. Обесцененный релятивизмом импульс этот постоянно путают с подменившем его своекорыстием. ТО есть вопрос как общественной, так и личной совести, но наиболее заметно проявляется он, так сказать, во всенародном нашем достоянии. Нами управляют политики, не просто не наделенные чувством чести, но и зачастую начисто лишенные стыда. Мало у кого из руководителей хватает принципиальности для ухода в отставку по собственной инициативе, не говоря уже о том, чтобы драться с кем бы то ни было  на дуэли вследствие обвинения в нечестных поступках.

Между тем ничто из вышесказанного вовсе не означает, что о закате и уходе дуэли стоит сожалеть, сегодня мы просто живем в другом мире – лучшем во многих смыслах, хотя не в безоговорочно лучшем».

Дуэль, в нашем понимании, появляется на Руси во времена Петра I вместе с появлением дворянского сословия. Она рождается в поисках исчерпывающего способа разрешения конфликтов, который по степени своего использования приобрел высокочастотный характер. Царствующие особы всегда однозначно отрицательно относились к поединкам.

Так, например, Петр I в одной из статей "Устава воинского" повелел казнить дуэлянтов, секундантов и свидетелей независимо от исхода дуэли. Екатерина II утверждала, что дуэли - это наносное явление для России.

Николай I называл дуэли варварством и отмечал, что ничего рыцарского в них нет. Однако, несмотря на столь одиозное отношение властей к дуэлям, это явление далеко не однозначно по своей природе. Так, Гордин Я.А. рассматривает дуэль в нескольких аспектах. Прежде всего можно говорить о дуэли как об освобождении от власти государства.

"Право на поединок стало для Русского дворянина свидетельством его человеческого раскрепощения. Право на поединок стало поводом самому решать пускай ценой жизни свою судьбу. Право на поединок стало мерилом не биологической, но общественной ценности личности".

Дуэль снимала юрисдикцию государства в сфере личных конфликтов. Следует заметить, что смысл дуэли для массы русского дворянства и дворянского авангарда был различен. Если у первых понятие "честь" сливалось с личным самолюбием, то для других это была возможность защитить свое достоинство как человека определенной позиции. Дуэль была также бунтом против иерархии. По законам дворянской чести никто не имел права отклонить брошенный вызов. Здесь не имел значения чин. Также часто дуэль использовалась как высший суд.

2. История женских дуэлей

Дуэль считается прерогативой мужчин, они сходились в смертельных поединках из-за задетой чести, либо за дам своего сердца. Но такое мнение ошибочное. Женщины тоже были не прочь сразиться друг с другом, более того - дуэли между ними были не столь редки и, по большей части, намного более кровавыми и изощренными.

Самой легендарной женской дуэлью почему-то считается поединок между маркизой де Несль и графиней де Полиньяк осенью 1624 года. Не поделив благосклонность герцога Ришелье, (который чуть позже стал кардиналом), дамы, вооружившись шпагами и пригласив секунданток, отправились в Булонский лес, где и сразились. Дуэль закончилась победой графини, которая ранила свою соперницу в ухо. Этот поединок не был каким-то особенным, но благодаря Ришелье, в записках которого упоминается данный случай, и воспоминаниям самих дуэлянток он оставил след в истории.

Отсчет же хроники женских дуэлей можно было бы вести с древних времен, когда царил матриархат, и женщины занимали более активную жизненную позицию. Но так как документальных источников о том периоде, можно сказать, нет, то продвинемся по времени дальше.

Первые достоверные сведения о женских дуэлях относятся к XVI веку, И они, кстати, развеивают миф о том, что первопроходцами в этом деле были француженки.

Так, в хронике миланского женского монастыря Св. Бенедикты упоминается, что 27 мая 1571 года в прибыли две знатные сеньориты. Они попросили у настоятельницы разрешения на комнату для ее молебна. Разрешение было дано. Но, запершись в комнате, сеньориты вместо того, чтобы начать молиться, выхватили кинжалы и бросились друг на друга. Когда перепуганные шумом монашки ворвалисьв помещение, то перед ними открылась ужасающая картина: на полу лежали две окровавленные дамы, одна из которых была мертва, а вторая умирала.

Пик моды на дамские дуэли пришелся на середину; XVII века.

Во Франции, Италии, Англии и Германии женщины скрещивали шпаги или вскидывали пистолеты практически по любому поводу. Одинаковые платья, любовники, косой взгляд - лишь часть того, что было причиной для поединка.

Женщины словно сошли с ума. А жестокость, проявляемая ими на дуэлях, шокирует. Из десяти дуэлей между женщинами восемь имели смертельный исход (для сравнения: мужские дуэли завершались убийством в четырех случаях).

Женские дуэли, по сути, не имели правил. По ходу дуэли к сражающимся соперницам нередко присоединялись и их секундантки; дуэлянтки смазывали кончики шпаг раздражающими составами, чтобы каждое ранение причиняло жуткую боль, дерясь на пистолетах, соперницы стреляли до тех пор, пока одна из них не оказывалась убитой или тяжело раненой...

Русские женщины тоже знали толк в дуэлях. Более того, в России активно культивировался этот вид выяснения отношений.

А началось все, что самое интересное, в неблизкой Германии. В июне 1744 года немецкая принцесса Софья Фредерика Августа Анхальт-Цербстская получает вызов на дуэль от своей троюродной сестры, принцессы Анны Людвиги Анхальт. Неизвестно, что не поделили эти две пятнадцатилетние девочки, но, запершись в спальне первой, они принялись на шпагах доказывать свою правоту.

К счастью, принцессам не хватило духу довести дело до смертоубийства, а то бы не видать России Екатерины II, коей по прошествию времени стала Софья Фредерика.

И вот именно с восшествия на престол этой великой царицы и начался российский бум женских дуэлей. Русские придворные дамы дрались с упоением, только за 1765 год произошло 20 дуэлей, на 8 из которых секунданткой была сама царица. К слову сказать, несмотря на пропаганду вооруженных поединков между женщинами, Екатерина была жесткой противницей смертельных исходов. Ее лозунгом были слова: "До первой крови!", а посему во время ее правления было всего три случая гибели дуэлянток.

В 1770 году с княгиней Екатериной Дашковой случилась не очень приятная история. Произошло это в Лондоне, в доме графини Пушкиной, жены российского посла. В гости к графине приехала герцогиня Фоксон, считавшаяся одной из образованейших женщин Англии. Причиной ее приезда было желаине побеседовать с Дашковой, а по возможности и подискутировать с ней. После получасовой беседы между дамами завязался горячий спор. Соперницы оказались достойными друг друга, поэтому обстановка быстро накалилась.

Разговор пошел на повышенных тонах и у англичанки, в пылу спора, вырвалось оскорбительное замечание в адрес оппонентки. Наступила зловещая тишина.

Княгиня медленно поднялась и жестом пригласили встать герцогиню. Когда та последовала просьбе, Дашкова вплотную подошла к оскорбительнице и нанесла ей пощечину. Герцогиня, не долго думая, дала сдачу. Графиня Пушкина опомнилась лишь, когда соперницы потребовали шпаги.

После безуспешных попыток примирить женщин, она все-таки вручила им оружие и провела в сад. Поединок длился недолго и завершился ранением Дашковой в плечо.

После эпохи Екатерины II женская дуэль в России претерпела сильные изменения.

Российские женщины полюбили дуэли. Приютом же женских вооруженных поединков стали дамские салоны. Особенно в этом преуспели петербургские светские дамы. Так, в салон госпожи Востроуховой (к сожалению, подробных сведений об этой женщине нет) только в 1823 году состоялось 17 (!) дуэлей. В записках французской маркизы де Мортене, которая частенько наведывалась в это заведение, говорится: "Русские дамы любят выяснять отношения между собой с помощью оружия. Их дуэли не несут в себе никакого изящества, что можно наблюдать у француженок, а лишь слепую ярость направленную на уничтожение соперницы".

Маркиза, как и многие ее соотечественники, в своих записках сгустила краски. В отличие от француженок русские дамы редко доводили поединок до смертоубийства, а относительно изящества можно поспорить. Дело в том, что в те годы во Франции вошли в моду дуэли, на которых женщины дрались в полуобнаженном виде, а в последствии и полностью обнаженные. Добавляло ли это изящество - вопрос спорный, но, по словам все той же маркизы де Мортене, поединки приобрели пикантность.

В целом, информация о том, что происходило в первой половине XIX века в области женской дуэли в России, очень скудна и часто фальсифицированная, но кое-что можно найти.

Июнь 1829 года, Орловская губерния. Между двумя помещицами, Ольгой Петровной Заваровой и Екатериной Васильевной Полесовой, на протяжении нескольких лет происходили конфликты. В конце концов, их напряженные отношения вылились в крупную ссору, которая привела к дуэли.

Вооруженные саблями своих мужей и в сопровождении секунданток, коими были молоденькие гувернантки-француженки, а также своих 14-летних дочерей, соперницы встретились в березовой роще. После некоторых приготовлений, секундантки предложили дамам помириться, на что те ответили отказом и, более того, затеяли перепалку между собой. В разгаре скандала женщины выхватили сабли и начали драться. Схватка длилась недолго. Ольга Петровна получила тяжелое ранение в голову, а Екатерина Васильевна в живот. Первая скончалась на месте, а ее соперница днем позже.

Продолжение этой истории случилось через пять лет. Именно на этом же месте шпаги скрестили две девушки дочери соперниц. Секундантками были все те же гувернантки. Итогом поединка стала смерть Анны Полесовой, а ее соперница Александра Заварова впоследствии занесла эту историю в свой дневник.

Дамы, к барьеру! сказала дородная женщина, посмотрев на соперниц, которые с неподдельным интересом рассматривали пистолеты, которые им только что дали.

Через пять минут одна из них лежала без признаков жизни. Так завершилась жизнь молодой актрисы Мариинского театра Анастасии Малевской. Нелепая смерть от руки не менее юной особы, которая была проездом через Петербург, имя которой даже никто не запомнил. Причиной же дуэли был молодой человек, к которому была неравнодушна Малевская, и рядом с которым имела несчастье оказаться незнакомка. Минутная вспышка ревности, словесная стычка - и в тот же вечер девушки целятся в друг друга из пистолетов.

Дуэли из-за мужчин между женщинами были особо жестокими, просто ранения не удовлетворяли ни одну из соперниц. Только смерть могла расчистить дорогу к сердцу избранника. Если же смерть не устраивала ни одну из сторон, то тогда прибегали к изощренным приемам.

1.3 Дуэльный кодекс

1. Дуэль может и должна происходить только между равными.

2. Основной принцип и назначение дуэли — решить недоразумение между отдельными членами общей дворянской семьи между собою, не прибегая к посторонней помощи.

3. Дуэль служит способом отомщения за нанесенное оскорбление и не может быть заменена, но вместе с тем и не может заменять органы судебного правосудия, служащие для восстановления или защиты нарушенного права.

4. Оскорбление может быть нанесено только равным равному.

5. Лицо, стоящее ниже другого, может только нарушить его право, но не оскорбить его.

6. Поэтому дуэль, как отомщение за нанесенное оскорбление, возможна и допустима только между лицами равного, благородного происхождения. В противном случае дуэль недопустима и является аномалией, вторгаясь в область судебной компетенции.

7. При вызове дворянина разночинцем первый обязан отклонить вызов и предоставить последнему право искать удовлетворения судебным порядком.

8. При нарушении права дворянина разночинцем, несмотря на оскорбительность его действий, первый обязан искать удовлетворения судебным порядком, так как он потерпел от нарушения права, но не от оскорбления.

9. Если, несмотря на это, дворянин все-таки пожелает драться, то он имеет на это право не иначе, как с формального письменного разрешения суда чести, рассматривающего, достоин ли противник оказываемой ему чести.

10. Между разночинцами дуэль возможна, но является аномалией, не отвечая своему назначению

1. Мотивы дуэли.

Дуэль в русской литературе XIX века

3. Дуэль в повести А.С. Пушкина «Капитанская дочка»

Произведения А.С. Пушкина -  всегда демонстрация самых высоких нравственных принципов. Дуэль – одно из средств характеристики героя, его жизненного выбора, ценностных ориентиров. Одна из ярких дуэлей изображена писателем в повести «Капитанская дочка».

Петр Андреич Гринев и Алексей Иваныч Швабрин впервые столкнулись на службе в Белогорской крепости. Гринев был определен туда по повелению батюшки, так как «Петруше шел семнадцатый годок». Швабрин же «уж пятый год был переведен за смертоубийство». Оба они - молодые офицеры, пришедшие из дворянского рода. Гринев – честный, искренний и прямодушный человек. Он – человек слова. Честь и верность для него превыше всего. Швабрин, по словам Гринева, «Был очень неглуп. Разговор его был остер и занимателен». Примерным поведением Алексей Иваныч не отличался. Друзьями Швабрин и Гринев так и не стали. Причиной их ссоры была Марья Ивановна Миронова. Швабрин, с характерной ему хитростью и учтивостью, рассказывал Гриневу о Маше, как о «совершенной дурочке» и охотнице за богатством, что не имело и капли правдоподобия. А делал это он потому, что когда-то получил отказ Марьи Ивановны на сватовство, а теперь видел расположение Гринева к ней и старался всячески испортить их отношения. Швабрин ни перед чем не останавливался. Дело дошло до грубых оскорблений Марьи Ивановны. Петр Андреич посчитал своим долгом заступиться за возлюбленную, за что получил вызов на поединок. В этой дуэли Швабрин проявил себя подло, ранив Гринева, пока тот отвлекся на крики Савельича. И даже после этого поступка незлопамятный Петруша великодушно простил своего «несчастного соперника». Алексей Иваныч ответил ему на это еще одним коварством: написал донос родителям Гринева. Но самая низость Швабрина заключалась в его переходе на сторону лжецаря Пугачева, ведь он сделал это по корыстным соображениям. Алексей Иваныч таким образом пытался добиться уже не любви Марьи Ивановны, а хотя бы покорности. Честность и открытость Гринева привлекли Пугачева, и он помог Петруше освободить Марью Ивановну от тирании Швабрина. Алексей Иваныч не хотел отдавать Машу, но не мог ослушаться «государя». Гринев с омерзением и презрением смотрел на Швабрина, который пресмыкался перед Пугачевым. После этого Петруша женился на Маше, и они уехали жить к его родителям. Их дороги со Швабриным окончательно разошлись.
    А.С. Пушкин не случайно использует пословицу «…береги честь смолоду» в качестве эпиграфа. Гринев сохранил свое достоинство и верность. Он не склонил колена перед врагом, даже глядя в лицо смерти. А Швабрин всегда был коварным, корыстным и подлым. Он потерял честь и стыд, «валяясь в ногах беглого казака», а все ради личной выгоды.    Противоположность принципов и характеров Гринева и Швабрина делает их врагами и дуэлянтами. Почему же можно говорить, что эта дуэль – яркая демонстрация кодекса чести П. Гриневым. Ответ – в его воспитании, традициях, существующих в обществе и в семье, где он был воспитан, а также в  жизненном выборе, который делает герой.

         Эпиграф является сокращенным вариантом русской пословицы: «Береги платье снову, а честь смолоду». Полностью эту пословицу цитирует Гринев старший, напутствуя сына, отправляющегося на службу.

Проблема нравственного воспитания молодого человека своего времени всегда волновала Пушкина. «… с особой остротой она встала перед писателем после поражения восстания декабристов, которое в сознании Пушкина воспринималось как трагическая развязка жизненного пути лучших его современников. Воцарение Николая I привело к резкому изменению нравственного «климата» дворянского общества, к забвению просветительских традиций XVIII века. В этих условиях Пушкин ощутил настоятельную необходимость сопоставить нравственный опыт разных поколений, показать преемственную связь между ними. Верность просветительским идеалам и высоким нравственным образцам осознается им как единственное спасение от официозной правительственной морали, которая усиленно насаждалась в годы последекабрьской реакции. Представителям «новой знати» Пушкин противопоставляет людей, нравственно цельных, не затронутых жаждой чинов, орденов и наживы» (Гиллельсон М.И.; Мушина И.Б., 1977: 63).

В прологе к «Капитанской дочке», не вошедшем в окончательный текст, Пушкин писал: «Любезный внук мой Петруша!Часто рассказывал я тебе некоторые происшествия моей жизни, и замечал, что ты всегда слушал меня со вниманием, несмотря на то, что случалось мне, может быть, в сотый раз пересказывать одно. На некоторые вопросы я никогда тебе не отвечал, обещая со временем удовлетворить твоему любопытству. Ныне решился я исполнить мое обещание. — Начинаю для тебя свои записки, или лучше искреннюю исповедь, с полным уверением, что признания мои послужат к пользе твоей. Ты знаешь, что, несмотря на твои проказы, я все полагаю, что в тебе прок будет, и главным тому доказательством почитаю сходство твоей молодости с моею. Конечно, твой батюшка никогда не причинял мне таких огорчений, какие терпели от тебя твои родители. — Он всегда вел себя порядочно и добронравно, и всего бы лучше было, если б ты на него походил. — Но ты уродился не в него, а в дедушку, и, по-моему, это еще не беда. Ты увидишь, что завлеченный пылкостию моих страстей во многие заблуждения, находясь несколько раз в самых затруднительных обстоятельствах, я выплыл наконец и, слава богу, дожил до старости, заслужив и почтение моих ближних и добрых знакомых. То же пророчу и тебе, любезный, Петруша, если сохранишь в сердце твоем два прекрасные качества, мною в тебе замеченные: доброту и благородство» (Пушкин А.С., 1938. Т. 8: 927).

По мнению Н. Н. Петруниной, «мысль этого введения и его характер в какой-то мере могли быть подсказаны «Посвящением сочинителя», предпосланным «Запискам о жизни и службе Александра Ильича Бибикова» — одной из настольных книг Пушкина во время работы над «Историей Пугачева». Посвящение, не попавшее в поле зрения исследователей «Капитанской дочки», обращено к сыну автора (внуку А. И. Бибикова). Вот текст его:

«Сыну моему Василию. Ты увидишь здесь, кому подражать, по чьим стопам следовать.
Какое щастие находить в том, кого должно любить, образец совершенства и подражать тому, с кем сама природа иметь сходство повелела».

Молодой Плиний к Гениалису в письме XII, том II».

Посвящение связывает три поколения: деда — А. И. Бибикова, одного из «замечательнейших лиц екатерининских времен, столь богатых людьми знаменитыми», его сына — сенатора, участника войны 1812 года, и внука — современника Пушкина и декабристов. В пушкинском введении — те же три поколения русских людей, но облик их приобретает историческую многозначность, насыщаясь любимыми идеями поэта. История рода Бибиковых, переосмысленная сквозь призму истории рода Пушкиных, приобретает обобщенно-типический смысл» (Петрунина, 1974: 93).

Описывая судьбу Андрея Петровича Гринева, Пушкин проводит параллели с судьбой своего деда, командира бомбардирской роты майора гвардии Льва Александровича Пушкина, в день дворцового переворота 1762 года пытавшегося удержать Преображенский полк на стороне Петра III и за это посаженного в крепость. В дальнейшем повествовании Гринев старший сочувственно упоминает о своем пращуре, казненном на лобном месте, и об отце, пострадавшем вместе с Волынским и Хрущовым. Создавая черты характера отца и сына Гриневых, писатель наделяет своих героев фамильными чертами мятежного рода Пушкиных, такими как честность, прямолинейность, верность присяге, отсутствие политической конъюнктуры.

Вспомним гнев того же Гринева за чтением «Придворного календаря», в котором он вычитывал о наградах Екатерины ее любимчикам, и возникающее в результате этого чтения решение отправить сына не в столицу, под начало «майора гвардии князя Б.», а в глухой Оренбург, к «Андрею Карловичу Р. ... старинному товарищу и другу».

В свете «Моей родословной», «Родословной моего героя», статей и отрывков 1830 года, в которых Пушкин набрасывает со своей точки зрения новейшую историю русского дворянства, все эти мелкие указания получают далеко не случайный характер» (Благой Д.Д., 1931: 137–138).

Уже с рождения Петр Гринев был зачислен в Семеновский гвардейский полк согласно положению и правилам того времени, когда дворянские сыновья для получения офицерского чина обязаны были отслужить рядовыми в гвардейских полках. «При Петре Великом военная служба дворянина начиналась с самых молодых лет (обыкновенно с 15) и непременно с рядового. Так как начальства, снисходя к своим односословникам, производили иногда в офицеры шляхетских отроков, не служивших в низших чинах или служивших весьма малое время, а потом не знавших с фундамента солдатского дела, то в 1714 году был издан указ, запрещавший производить в офицеры из дворянских пород, которые не служили солдатами в гвардии. Это было подтверждено и в 1719 году. Намерение Петра Великого записывать малолеток-дворян в гвардию, как объяснял это сенату Ив. Ив. Шувалов, состояло в том, чтоб учредить при гвардейских полках школы, где бы могли учиться поступившие малолетки. Но впоследствии порядки изменились: уже при Анне Леопольдовне, а еще более при Елисавете Петровне дворяне начали записывать своих детей в полки капралами, унтер-офицерами и сержантами, а потом держали их при себе до совершеннолетия; старшинство же службы считалось со дня записки, с которого начиналось и производство в чины». Гвардейские полки, в которые принимали сыновей богатых и наиболее именитых дворян, являлись привилегированными заведениями; служба в гвардии давала возможность быстрее сделать военную карьеру. При обычном переводе из гвардии в армию, то есть при переводе, который не был вызван каким-либо дисциплинарным проступком, офицер получал повышение на два чина. Поэтому дворяне всеми средствами пытались устроить своих сыновей в гвардию. В этом смысле особенно примечательно, что Гринев старший решил отступить от общепринятого правила, заботясь не только о карьере сына, но и о его нравственном воспитании. Значительное влияние на П. Гринева оказала семья Мироновых.

Мироновы вышли из народа и остались близки ему. Иван Кузьмич вышел в «офицеры из солдатских детей, был человек необразованный и простой, но самый честный и добрый».

Близость Мироновых к народу сказывается в их быту, в отношении к дуэли как «смертоубийству», в их доверчивости, добродушии и простосердечии, в радушии и гостеприимстве. Она проявляется и в особенностях их речи. Правда, Иван Кузьмич не речист, зато словоохотливая Василиса Егоровна говорит сочным языком народа, вставляя в свою речь народные пословицы и поговорки: «Стерпится - слюбится», «Не ты первый, не ты последний», «На грех  мастера нет» и т. п.

Быт Мироновых налажен в течение ряда лет.  Крепки и моральные устои семьи. В нравственном отношении Мироновы резко противостоят аристократическому дворянству, которое представлено в повести Швабриным. Чувство долга, офицерской чести живёт в душе коменданта. Иван Кузьмин первым выходит против Пугачёва и, «изнемогая от раны, собрав последние силы, твердым голосом» отказывается признать в Пугачёве государя, обрекая тем самым себя на виселицу. Василиса Егоровна наотрез отказалась выехать в Оренбург, категорически заявив мужу: «Нечего мне под старость лет расставаться с тобой, искать одинокой могилы на чужой стороне. Вместе жить, вместе и умирать».

Но крепостническая действительность с её нравами, калечит и таких честных и добрых людей, какими являются старики Мироновы. Вредное влияние крепостнической действительности в известной степени сказывается и на Василисе Егоровне. Она «на дела службы смотрела, как на свои хозяйские, и управляла так точно, как и своим домом». Очень полно раскрывается в повести образ «капитанской дочки» - Маши Мироновой. В той обстановке, в которой она росла и воспитывалась, ей неоткуда было получить ни образования, ни умственного развития. Её речь показатель невысокой культуры: «Я так и обмерла», «Да так, он такой насмешник… он очень мне противен», «Это меня беспокоило бы страх».

Она скромна, но  у неё твёрдые нравственные устои: несмотря на любовь к Гринёву, она отказывается выйти за него замуж без согласия его родителей. «Без их благословения не будет тебе счастия»,- говорит она Гринёву. В её отношениях к людям не  ни тени эгоизма, ни  расчета. Любит она Гринёва глубоко и бескорыстно. Именно эти качества ценит А.С. Пушкин в своей героине. Ценности, ею демонстрируемые, важны и в понимании идеи повести, с чем и связано название произведения.

Но и в родительском доме П. Гринев был в «ежовых рукавицах» отца. Об этом, в частности повествует история  с французским гувернером «мосье Бопре».Увлечение французским языком и французскими обычаями было широко распространено в среде русского «образованного» дворянства и неоднократно подвергалось осмеянию писателями второй половины XVIII и первых десятилетий XIX века («Бригадир» Д. И. Фонвизина, «Урок дочкам» и «Модная лавка» И. А. Крылова, «Горе от ума» А. С. Грибоедова и др.). Домашнее обучение дворянских детей очень часто поручалось иностранным гувернерам, обычно французам. В первой главе «Евгения Онегина», как и в «Капитанской дочке», мы находим автобиографические мотивы из жизни Пушкина, связанные с этим явлением: 

Monsieur l’Abbe, француз убогий,
Чтоб не измучилось дитя,
Учил его всему шутя,
Не докучал моралью строгой,
Слегка за шалости бранил
И в Летний сад гулять водил.

По контракту гувернер должен был обучать «всем наукам». Так, образ иностранного учителя-проходимца со временем появился в русской литературе в XVIII веке. Литературным предшественником пушкинского Бопре можно считать Вральмана, немецкого учителя шарлатана из комедии Фонвизина «Недоросль». Госпожа Простакова, говоря о воспитании Митрофанушки, сообщает: «По-французски и всем наукам обучает его немец Адам Адамович Вральман. Этому по триста рубликов на год. Сажаем за стол с собою. Белье его наши бабы моют. Куда надобно — лошадь. За столом стакан вина. На ночь сальная свеча, и парик направляет наш же Фомка даром» (действие I, явление 6-е). Не понимая, кому нужна грамота и науки, она говорит: «В Москве же приняли иноземца на пять лет и, чтоб другие не сманили, контракт в полиции заявили. Подрядился учить, чему мы хотим, а по нас учи, чему сам умеешь. Мы весь родительский долг исполнили, немца приняли и деньги по третям наперед ему платим» (действие III, явление 5-е). В конце комедии Стародум неожиданно узнает в учителе Митрофанушки своего бывшего кучера: «Стародум. А ты здесь в учителях? Вральман! Я думал, право, что ты человек добрый и не за свое не возьмешься. Вральман. Та што телать, мой патюшка? Не я перфый, не я послетний. Три месеса ф Москве шатался пез мест, кутшер нихте не ната. Пришло мне липо с голот мереть, липо учитель...» (действие V, явление 6-е).

Поэтому после выхода комедии Фонвизина слово «недоросль» сделалось нарицательным, хотя раньше недорослями в России называли сыновей дворян и боярских детей, не достигших 15-летнего возраста, с которого было можно начинать военную службу. Действие первой главы пушкинской повести во многом развертывается по схеме «Недоросля», в ней есть фонвизинские реминисценции. Описывая сложившийся порочный круг жизни молодого Гринева, Пушкин учел развязку сюжетной линии в комедии Фонвизина. Отец Гринева «обратился к матушке: «Авдотья Васильевна, а сколько лет Петруше?»

— Да вот пошел семнадцатый годок, — отвечала матушка...
— Добро, — прервал батюшка, пора его в службу. Полно ему бегать по девичьим да лазить на голубятни».

С этого момента в повести и начинается процесс самовоспитания и самообразования героя, принесший ему больше пользы, чем годы, проведенные под началом иностранного репетитора.

Таким образом, в русской литературе формируется новый тип образованного интеллигентного героя, деятельного, целеустремленного, способного к самоанализу, признанию собственных ошибок и, что важнее, умеющего успешно и своевременно проводить работу над этими самыми ошибками. Во многом новое знание основано на том благородном фундаменте нравственных  ценностей, которые заложили родители Петруши.

М. Цветаева в своем эссе «Пушкин и Пугачев» (1937) полагает, что Пушкин нарушил закон художественной последовательности, немотивированно изобразив эволюцию образа Гринева младшего: «С явлением на сцену Пугачева на наших глазах совершается превращение Гринева в Пушкина: вытеснение образа дворянского недоросля образом самого Пушкина. Митрофан на наших глазах превращается в Пушкина. Но помимо разницы сущности, не забудем возраст Гринева: разве может так судить и действовать шестнадцатилетний, впервые ступивший из дому и еще вчера лизавший пенки рядовой дворянский недоросль?
          Шестнадцатилетний Гринев судит и действует, как тридцатишестилетний Пушкин. Дав вначале тип, Пушкин в молниеносной постепенности дает нам личность, исключение, себя. Можно без всякого преувеличения сказать: Пушкин начал с Митрофана и кончил — собою. Он так занят Пугачевым и собой, что даже забывает post factum постарить Гринева, и получается, что Гринев на два года моложе своей Маши, которой восемнадцать лет! Между Гриневым — дома и Гриневым — на военном совете — три месяца времени, а на самом деле, по крайней мере, десять лет роста. Объяснить этот рост появлением в жизни Гринева этой самой Маши — наивность: любовь мужей обращает в детей, но никак уж не детей в мужей. Пушкинскому Гриневу еще до полного физического роста четыре года расти и вырастать из своих мундиров!» (Цветаева М., 2002: 96).

М. Гиллельсон пишет по этому поводу: «Совершенно естественно, что момент сопереживания герою — неотъемлемый этап творческого процесса — неизбежно уподобляет изображаемое лицо своему создателю и наоборот. Общеизвестно, что в каждом пушкинском герое присутствует частица личности автора; и Онегин, и Татьяна, и Петр Великий, и Наполеон, и Дубровский несут на себе неповторимый отпечаток пушкинской личности, как Кутузов и Наполеон, Андрей Болконский и Пьер Безухов, Платон Каратаев и князь Василий Курагин отражают творческую индивидуальность Льва Толстого. Но частица не заменяет собой целого. Отражение не есть тождество. Подобно тому, как Пьер Безухов, герой, созданный творческой волей Льва Толстого, лишь в какой-то мере является выразителем авторских идей и размышлений, эхом своего создателя, Петр Гринев — только объект пушкинского изображения, которому автор доверил некоторые собственные чувства и размышления. Объект изображения, но не двойник. Отнюдь не зеркальное отражение» (Гиллельсон М.И.; Мушина И.Б., 1977: 71).

Интересное наблюдение принадлежит историку В. О. Ключевскому: «Пушкин был историком там, где не думал быть им и где часто не удается стать им настоящему историку. «Капитанская дочка» была написана между делом, среди работ над пугачевщиной, но в ней больше истории, чем в «Истории пугачевского бунта», которая кажется длинным объяснительным примечанием к роману. 

Среди образов XVIII в. не мог Пушкин не отметить и недоросля и отметил его беспристрастнее и правдивее Фонвизина. У последнего Митрофан сбивается на карикатуру, в комический анекдот. В исторической действительности недоросль — не карикатура и не анекдот, а самое простое и вседневное явление, к тому же не лишенное довольно почтенных качеств. Это самый обыкновенный, нормальный русский дворянин средней руки. Высшее дворянство находило себе приют в гвардии, у которой была своя политическая история в XVIII в., впрочем, более шумная, чем плодотворная. Скромнее была судьба наших Митрофанов. Они всегда учились понемногу, сквозь слезы при Петре I, со скукой при Екатерине II, не делали правительство, но решительно сделали нашу военную историю XVIII в. Это — пехотные армейские офицеры, и в этом чине они протоптали славный путь от Кунерсдорфа до Рымника и до Нови. Они с русскими солдатами вынесли на своих плечах дорогие лавры Минихов, Румянцевых и Суворовых. Пушкин отметил два вида недоросля или, точнее, два момента его истории: один является в Петре Андреевиче Гриневе, невольном приятеле Пугачева, другой — в наивном беллетристе и летописце села Горюхина Иване Петровиче Белкине, уже человеке XIX в., «времен новейших Митрофанов». К обоим Пушкин отнесся с сочувствием. Недаром и капитанская дочь М. И. Миронова предпочла добродушного армейца Гринева остроумному и знакомому с французской литературой гвардейцу Швабрину. Историку XVIII в. остается одобрить и сочувствие Пушкина и вкус Марьи Ивановны» (Ключевский В.О., 1959. Т. VII: 147–152).

Таким образом, можно убедиться, что П. А. Гринев, следуя традициям своей семьи, самым высоким ее представлениям о назначении мужчины и офицера, делает жизненный выбор, который близок самому А.С. Пушкину. Нетрудно привести тому подтверждение из жизни А.С. Пушкина, когда честь его семьи, тесно переплетаясь с болью за свое государство (так уж сложились обстоятельства!), стали причиной дуэли самого писателя. Лишний человек, который пошел против правил, принятых  обществом, продемонстрировал силу натуры, сделав сложный жизненный выбор. Такими чертами можно наделить А.С. Пушкина и его героя.

4. Дуэль в произведении М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»

У М.Ю.Лермонтова был трудный характер, который не сулил ему счастья. Предчувствие трагического исхода с ранних лет овладело им. Возможно, такой  характер Михаила Юрьевича сложился из-за трагически разорванной в раннем младенчестве связи с обоими родителями: мама умерла, а отец уехал, когда Мише было всего три года. Бабушка Елизавета Алексеевна Арсеньева с любовью растила и воспитывала мальчика. В детстве его окружали сверстники - друзья его по играм, которых бабушка брала в дом и воспитывала вместе с внуком. Для него устраивались кулачные бои среди мальчишек, у него был даже свой небольшой "потешный полк" на манер петровского для игр в сражения. Его учили грамоте домашние учителя, а после 12 лет - в пансионе при московском университете. Учился Миша прекрасно. Так писал шестнадцатилетний Лермонтов. «Я — или бог — или никто!» Поставить себя вровень с верховным владыкой вселенной мог только юноша неукротимо смелый и гордый, беспрекословно уверенный в своем избранничестве.

    Выйдя из школы корнетом в лейб-гвардии Гусарский полк, Лермонтов по-прежнему живёт среди увлечений и упрёков совести, среди страстных порывов и сомнений, граничащих с отчаянием.

   Секундант Мартынова, князь  А. И. Васильчиков,  с полным основанием утверждал, что «Лермонтов был представитель направления, противного тогдашнему поколению великосветской молодежи».

    С наибольшей глубиной личность и творческую индивидуальность Лермонтова понял его гениальный современник А. И. Герцен. Он хотя и не был знаком с поэтом, но общался с людьми, окружавшими Лермонтова, с жадностью читал каждое его произведение, появлявшееся в печати или ходившее в списках. Критически сопоставив устные воспоминания друзей о Лермонтове, Герцен нарисовал психологический портрет поэта на широком фоне России того времени: «...чтобы дышать воздухом этой зловещей эпохи, надобно было с детства приспособиться к этому резкому и непрерывному ветру, сжиться с неразрешимыми сомнениями, с горчайшими истинами, с собственной слабостью, с каждодневными оскорблениями; надобно было с самого нежного детства приобрести привычку скрывать все, что волнует душу, и не только ничего не терять из того, что в ней схоронил, а, напротив, — давать вызреть в безмолвном гневе всему, что ложилось на сердце. Надо было уметь ненавидеть из любви, презирать из гуманности, надо было обладать безграничной гордостью, чтобы, с кандалами на руках и ногах, высоко держать голову»…, но «…к  несчастью быть слишком проницательным у него присоединилось и другое — он смело высказывался о многом без всякой пощады и без прикрас. Существа слабые, задетые этим, никогда не прощают подобной искренности. О Лермонтове говорили как о балованном отпрыске аристократической семьи, как об одном из тех бездельников, которые погибают от скуки и пресыщения. Не хотели знать, сколько боролся этот человек, сколько выстрадал, прежде чем отважился выразить свои мысли. Когда Лермонтов, вторично приговоренный к ссылке, уезжал из Петербурга на Кавказ, он чувствовал сильную усталость и говорил своим друзьям, что постарается как можно скорее найти смерть. Он сдержал слово».

    Наступил январь 1837 года. Гибель Пушкина всколыхнула русское общество. За полное скорби и гражданского негодования стихотворение «Смерть поэта» Лермонтов был арестован и выслан на Кавказ.

    Там он полностью отдался написанию романа; княжна Мери, Грушницкий и доктор Вернер, по словам Сатина, были списаны с оригиналов ещё в 1837 году. Последующая обработка, вероятно, сосредоточивалась преимущественно на личности главного героя, характеристика которого была связана для поэта с делом самопознания и самокритики.

    Сначала роман «Герой нашего времени» существовал в виде отдельных глав, напечатанных как самостоятельные повести в журнале «Отечественные записки». Но вскоре вышел роман, дополненный новыми главами и получивший таким образом завершённость.

     Первое издание романа  было быстро раскуплено и почти сразу появилась критика на него. Почти все, кроме В. Г. Белинского, сошлись во мнении о том, что Лермонтов в образе Печорина изобразил самого себя и что такой герой не может являться героем своего времени. Поэтому второе издание, появившееся почти сразу во след первому, содержало предисловие автора, в котором он отвечал на враждебную критику. В «Предисловии» Лермонтов провёл черту между собою и своим героем и обозначил основную идею своего романа.

    16 февраля 1840 года в доме графини Лаваль в разгар бала словно невзначай вспыхнула ссора Лермонтова с сыном французского посла де Баранта — Эрнестом. Молодому французу сообщили, что Лермонтов в стихотворении «Смерть поэта», заклеймив Дантеса, якобы стремился оскорбить французскую нацию, соперничество между Лермонтовым и Барантом, возникшее на почве их заинтересованности княгиней М. А. Щербатовой, — все это, вместе взятое, привело к дуэли.  На балу Барант подошел к Лермонтову и потребовал от него объяснений.

     Дуэль состоялась 18 февраля рано утром на Парголовской дороге, за Черной речкой, недалеко от того места, где Пушкин стрелялся с Дантесом. Дуэль происходила на шпагах. После первого же выпада у шпаги Лермонтова переломился конец, и Барант успел слегка задеть противника. Перешли на пистолеты: Барант стрелял первым и промахнулся. После этого Лермонтов выстрелил в сторону.  Противники помирились и разъехались. Но тайными путями о дуэли стало известно начальству. Лермонтова арестовали и предали военному суду за "недонесение" о дуэли. А молодому Баранту, чтобы не привлекать его к судебному следствию, министр иностранных дел граф Нессельроде в частной беседе посоветовал выехать на некоторое время за границу. Наконец приговор был вынесен и утвержден: царь распорядился снова сослать Лермонтова на Кавказ, в армейский полк, воевавший в самом отдаленном и опасном пункте Кавказской линии1

        Уезжал из Петербурга он с тяжёлыми предчувствиями— сначала в Ставрополь, где стоял тенгинский полк, потом в Пятигорск. В Пятигорске произошла его ссора с майором в отставке Николаем Соломоновичем Мартыновым. Впервые Лермонтов познакомился с Мартыновым в Школе гвардейских подпрапорщиков, которую Мартынов закончил на год позже Лермонтова. В 1837 году Лермонтов, переведённый из гвардии в Нижегородский полк за стихи «На смерть поэта», и Мартынов, отправляющийся на Кавказ, две недели провели в Москве, часто завтракая вместе у Яра. Лермонтов посещал московский дом родителей Мартынова 2.Впоследствии современники считали, что прототипом княжны Мери была Наталья Соломоновна — сестра Мартынова.

   1 ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА. Поскольку отсутствовало явление, не было и юридических санкций, запрещающих его — впервые закон, запрещающий дуэль, в русском праве появился лишь во времена Петра: 139-й воинский артикул, принятый в 1715 году императором Петром I, строго воспрещал дуэли между офицерами, причём казни через повешение подлежал также и погибший на дуэли: «Все вызовы, драки и поединки чрез сие наижесточайше запрещаются. Кто против сего учинит, оный всеконечно, как тот, кто вызывает, так и кто выйдет, имеет быть казнён, а именно повешен, хотя из них кто будет ранен или умерщвлён, или хотя оба не ранены от того отойдут. И ежели случится, что оба или один из них в таком поединке останется, то их и по смерти за ноги повесить». Суровое наказание за дуэль было буквально списано с европейских законов, при этом не зафиксировано ни одного случая применения этих санкций на практике. Лишь в царствование Екатерины II практика поединков стала получать распространение среди дворянской молодёжи, усваивавшей у иноземных учителей понятия о «дворянской чести» в том виде, как её понимали в Западной Европе, и саму дуэльную традицию. Это побудило императрицу издать в 1787 году «Манифест о поединках», который называл дуэли «чужестранным насаждением» и назначал наказание за организацию дуэли и участие в ней: участникам (включая секундантов) дуэли, окончившейся бескровно, устанавливался в качестве наказания денежный штраф, а обидчику — пожизненная ссылка в Сибирь; за причинение вреда здоровью и жизни наказание назначалось как за соответствующие умышленные преступления. Но и эти санкции, большей частью, остались на бумаге, дела дуэлянтов крайне редко доходили до суда, да и в этих случаях многие получали прощение или существенно более мягкое наказание.  (Материал из Википедии — свободной энциклопедии www.wikipedia.org)

   2ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА. Мартынов служил в кавалергардах, перешёл на Кавказ, в линейный казачий полк и только что оставил службу. Он был очень хорош собой и с блестящим светским образованием. Нося по удобству и привычке черкесский костюм, он утрировал вкусы горцев и, само собой разумеется, тем самым навлекал на себя насмешки товарищей, между которыми Лермонтов по складу ума своего был неумолимее всех. Пока шутки эти были в границах приличия, всё шло хорошо, но вода и камень точит, и, когда Лермонтов позволил себе неуместные шутки в обществе дам…, шутки эти показались обидны самолюбию Мартынова, и он скромно заметил Лермонтову всю неуместность их. Но желчный и наскучивший жизнью человек не оставлял своей жертвы, и, когда они однажды сошлись в доме Верзилиных, Лермонтов продолжал острить и насмехаться над Мартыновым, который, наконец, выведенный из терпения, сказал, что найдёт средство заставить молчать обидчика. Избалованный общим вниманием, Лермонтов не мог уступить и отвечал, что угроз ничьих не боится, а поведения своего не переменит. (Записки декабриста» Н. И. Лорер)

Современники, бывшие летом 1841г. в Пятигорске, оставили разные воспоминания о Лермонтове и Мартынове, в зависимости от своих личных симпатий или антипатий к тому или другому. Приходится опираться на факты в большей степени, чем на эмоции.

Н.Ф. Турковский так описывает Мартынова: "Он только что окончил службу в одном из линейных полков и, уже получивши отставку, не оставлял ни костюма черкесского, присвоенного линейцам, ни духа лихого джигита и тем казался смешным".

  Мартынов был замечательный эгоист и льстец; был очень навязчив и пользовался не особенно завидной репутацией в Пятигорске. Желая подражать во всем тогдашним горцам, он завел черкеску, брил не раз голову, украсил себя серебряным оружием, вполне нарушая этим ту простоту, которая составляла неотъемлемую принадлежность одежды черкесов. В этом наряде он всегда казался смешным, и поэтому не удивительно, что и Лермонтов посмеивался над ним. Его не любили в пятигорском обществе; одною лестью прокладывал он себе нередко путь в дом того или другою из гостеприимных обывателей Пятигорска. Квартиру Лермонтова он также посещал часто, хотя Лермонтову он никогда не нравился за свою лесть и за свою неестественность.

    15 июля, между 6 и 7 часами вечера, Лермонтов был убит на дуэли Мартыновым.

     Объявленные секундантами условия дуэли были следующие: стрелять могли до трёх раз, или стоя на месте, или подходя к барьеру. Осечки считались за выстрел. После первого промаха противник имел право вызвать выстрелившего к барьеру. Стрелять могли на счёт "два-три" (т.е. стрелять было можно после счёта "два", и нельзя стрелять после счёта "три"). Вся процедура повторяется, пока каждый не сделает по три выстрела.        

     Мартынов понимал, что гибель Лермонтова будет благосклонно принята Николаем I. Уверенный в безнаказанности, он убил поэта, наотрез отказавшегося стрелять в него. Ни один из четырех секундантов не сумел предотвратить кровавой развязки дуэли.

     Из судебного дела показания самого Мартынова: «С самого приезда своего в Пятигорск Лермонтов не пропускал ни одного случая, где бы мог он сказать мне что-нибудь неприятное. Остроты, колкости, насмешки на мой счет... На вечере в одном частном доме, — за два дня до дуэли, — он вывел меня из терпения, привязываясь к каждому моему слову, — на каждом шагу показывая явное желание мне досадить. — Я решился положить этому конец».

О последних днях поэта подробно рассказано во многих воспоминаниях, дневниках и письмах современников. Однако многое в этой печальной развязке остается для нас неизвестным — о самом главном, о тайных пружинах дуэли современники не осмеливались писать. П. А. Висковатов, тщательно собиравший сведения о гибели поэта от его знакомых и очевидцев событий, утверждал: «Нет никакого сомнения, что г. Мартынова подстрекали со стороны лица, давно желавшие вызвать столкновение между поэтом и кем-либо из не в меру щекотливых или малоразвитых личностей. Полагали, что «обуздание» тем или другим способом «неудобного» юноши-писателя будет принято не без тайного удовольствия некоторыми влиятельными сферами в Петербурге.

Прежде чем провести связь между фактами жизни самого Лермонтова и с его героем Печориным из романа «Герой нашего времени» хотелось бы обратиться к некоторым исследованиям характера Печорина, как лишнего человека, и к истокам дуэли, возникшей между ним  и Грушницким.

В романе Лермонтова «Герой нашего времени», в повести «Княжна Мери» - центральной части романа - дуэльная ситуация не играет особой роли в раскрытии основного конфликта в отличии, скажем, от «Капитанской дочки» А.С. Пушкина. Конфликт между Печориным и обществом с более чем достаточной определённостью выявляется и в отношении героя к окружающим, и его прямыми и непосредственными оценками той социальной среды, в которой он вынужден жить. Черты характера героя с художественной и психологической убедительностью раскрываются писателем и в монологах Печорина, и через его взаимоотношения с отдыхающими на водах самыми разнообразными людьми.

Введение истории с дуэлью в сюжет повести было необходимо для того, чтобы читатель смог до конца осознать ту особенность мировосприятия Печорина, которая и делала «героем нашего времени», «героем века».

Оценивать созданный Лермонтовым образ в соответствии со сложившейся ещё в революционно-демократической критике традицией, лишь как сугубо социальное болезненное явление, (предисловие первое из романа «Герой нашего времени») порожденное патологией русской общественной жизни времён царствования Николая I, как тип лишнего человека наряду с Чацким, Онегиным, Рудиным – значит не вполне понять его.

Вот эти герои действительно были лишним людьми и не могли найти применения своим силам и способностям в условиях николаевского режима.

Но была ли тому виной лишь одна российская действительность? Ведь сумели же найти себе в то же самое «глухое время» и сам Пушкин, и Лермонтов, и Белинский, и многие деятели русской культуры и литературы.1

Дело в том, общее безверие и разочарование в жизни было характерно для Европы в целом после поражения в Великой Французской революции, приведшее в первой трети 19 столетия, с одной стороны, к торжеству реакций монархических режимов, а с другой – к ничем не прикрытому разгулу корысти, лицемерия, голого расчета победившей буржуазии. «…В это время в европейской общественной мысли получает своё развитие тенденция полного отказа от признания за жизнью вообще какого-либо смысла»2, писал Шопенгауэр в своей работе.

Этот глубочайший пессимизм, утрата смысла жизни, неверие в какие-либо идеалы и были близки по духу героев, характерных Печорину. Нигилистическое, пессимистическое отношение к жизни являлось существеннейшей чертой его мировосприятия.

Если внимательно приглядеться к нему, то можно заметить в нём все признаки человека, утратившего какую бы то ни было веру в разумность жизни. Отсюда и характерное для него, как и для всякого человека, утратившего смысл жизни и желающего насладиться, пока живёшь, тем, что можно взять у неё.

«А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок… его надо сорвать в эту минуту и, надышавшись досыта, бросить на дороге… сам я больше не способен безумствовать под влиянием страсти; честолюбие у меня подавлено обстоятельствами, но оно проявлялось у меня в другом виде… и первое моё удовольствие – подчинить моей воле всё, что меня окружает…»3

Отсюда его внутренние противоречия, в иные минуты он был готов видеть в своём существовании некий таинственный смысл (он сам замечал, что в нём жили «два человека», говорил о «погибшей половинке» своей души и т.п.).

Отсюда и его откровенный, всеохватный цинизм, с которым он относился к чужим судьбам и чужим страданиям, и в то же время характерный для него эстетизм, позволяющий ему любоваться «завитками локона», или деталями одежды женщины, репутацию которой он безвозвратно губит и над чувствами которой насмехается.

Существеннейшей чертой человека, исповедующего философию безверия, является неистребимое желание насмехаться над идеалами, развенчать, растоптать чужие надежды и мечтания.

Именно поэтому он и преследует Грушницкого, именно оттого и затеял некрасивую игру с мечтающей о любви юной княжной. «Присутствие энтузиазма, - признаётся он самому себе, - отдаёт меня крещенским холодом», «Неужели… моё единственное назначение на земле – разрушать чужие надежды?.. я был необходимое лицо пятого акта; невольно я разыгрывал  важную роль палача или предателя».4

1Н.П. Утехин ст. «Тема дуэли в русской литературе», М., 1990 г.

2Шопенгауэр «Мир как воля и представление», 1819 г.

3 М.Ю. Лермонтов  «Герой нашего времени»  «Княжна Мери»  3-го июня

4 М.Ю. Лермонтов  «Герой нашего времени»  «Княжна Мери» 5-го июня.

Но всё же главной чертой такой личности, особенно в том случае, если она прежде веровала в высокие идеалы, является не всегда осознанное, но стойкое стремление к смерти, разом решающей все проблемы и освобождающей человека из плена нелепой и бессмысленной жизни.

 Для того чтобы выявить, яснее обозначить эту настроенность своего героя, и сталкивает Лермонтов Печорина и Грушницкого у барьера на самом краю пропасти.

Стреляться решили на вершине отвесной скалы, на узенькой площадке. Внизу была пропасть, усеянная острыми камнями. Если расположиться друг против друга по краям площадки, то даже легкая рана будет смертельной. Раненый непременно разобьется насмерть, полетев вниз. А если доктор извлечет пулю, то гибель человека можно будет объяснить случайным падением. Грушницкий, вынужденный принять эти условия, находится в сомнении. В сложившихся обстоятельствах он уже не мог просто ранить Печорина, а непременно должен был стать убийцей или выстрелить в воздух. Доктор предлагает Печорину раскрыть заговор, говоря, что сейчас самое время, но Печорин не соглашается. Дуэлянты встают друг против друга. Грушницкий целит своему противнику в лоб, но затем опускай пистолет и как бы случайно попадает Печорину в колено. Капитан, будучи уверенным, что о заговоре никто не знает, притворно прощается с Грушницким. Печорин объявляет, что в его пистолете нет пуль, и просит Вернера перезарядить оружие. Он предлагает Грушницкому отказаться от клеветы и помириться. Вспыхнув, тот отвечает, что ненавидит Печорина и презирает себя. Вдвоем им на земле больше нет места. Тогда Печорин стреляет и убивает Грушницкого. (Из текста «Княжна Мери).1

Хотя внешней, видимой причины дуэли и была провокация со стороны офицеров, приятелей Грушницкого, но нельзя не видеть и глубокой, внутренней обусловленности и её вызывающим поведением самого Печорина. Весь ход разворачивающихся в повести событий уверяет ас в том, что он, может быть, и не осознанно для себя, но вполне целенаправленно шёл к этой роковой развязке.

Уже при первой встрече с Грушницким на водах у него почему-то сразу возникает предчувствие, что когда-нибудь он «с ним еще столкнётся на узенькой дорожке»2. И одному из их «не сдобровать». Правда, они не любят друг друга, но ведь они и не настолько знакомы, чтобы друг друга ненавидеть.

Мысли о роковой развязке взаимоотношений Печорина и Грушницкого не случайно появляются и у доктора Вернера. «Я предчувствую, - замечает он, - что бедный Грушницкий будет вашей жертвой…»3.

И действительно, все поступки Печорина и его издевательское отношение к приятелю только по счастливой случайности могли не закончиться поединком, но этой случайности не происходит. И Печорин диктует такие условия дуэли, которые могли быть наиболее гибельными для него самого. Конечно, это можно объяснить и его желанием проучить Грушницкого и вызвать его раскаяние.

Но ведь он сам утверждал, что не верит в благородство людей.

Его размышления перед самым поединком также мало похожи на размышления человека, жаждущего жизни: «Что ж? Умереть так умереть: потеря для мира небольшая; да и мне самому порядочно уж скучно…, Одни скажут: он был добрый малый, другие — мерзавец. И то и другое будет ложно. После этого стоит ли труда жить? а все живешь — из любопытства: ожидаешь чего-то нового... Смешно и досадно!».4

1М.Ю. Лермонтов «Герой нашего времени» «Княжна Мери» 16-го июня.

2 М.Ю. Лермонтов «Герой нашего времени», «Княжна Мери»

3 М.Ю. Лермонтов «Герой нашего времени», «Княжна Мери»

4 М.Ю. Лермонтов «Герой нашего времени», «Княжна Мери»

В конечном счёте Печорин остаётся жить. Более того, перед выстрелом Грушницкого он, казалось бы, вопреки губительному своему стремлению к смерти, начинает цепляться за жизнь, выбирая позицию, которая позволила бы ему не упасть в пропасть при ранении, старается морально подавить своего противника, лишить его самообладания. Он добивается своего, и Грушницкий промахивается.

Но всё же Печорин хотел умереть. Он и сам подтверждает это через полтора месяца после поединка, перечитывая те страницы своего журнала, где была описана эта история: «Я хотел умереть»1.

И эта противоречивость желаний героя, стремлений к смерти и одновременно страх перед ней,- также характерная черта человека, утратившего смысл жизни, которая и выявилась так ярко во время его дуэли с Грушницким.

Скорее всего, желание наказать за злую шутку, которая обернулась покушением на убийство со стороны Грушницкого и «отдыхающих на водах офицеров», дуэль из суда справедливости превратилась в средство расправы над противником. «В дуэли остаётся всё шито крыто… - писал Герцен, - дуэль… есть состояние дикости. Это совсем не право, а довод наиболее сильного или наиболее ловкого, иногда самого дерзкого». 2

Из приведённых выше исследований мы видим, что светское общество играло огромную роль в истории той или иной особы.

Оно могло намеренно спровоцировать дуэль. В 1835 году великосветские сплетницы чуть было не столкнул на дуэли В. Соллогуба и Пушкина, в оскорбительном для его жены смысле истолковав несколько незначительных слов, сказанных ей графом на одном из балов. К счастью, этот оговор не имел серьезных последствий, хотя был и вызов со стороны Пушкина, и договорённость о встрече между противниками, в дальнейшем, надо заметить, «коротко сблизившимися». Так, например, повесть графа Соллогуба «Большой свет» сама могла послужить серьёзной причиной для поединка между М.Ю. Лермонтовым и её автором, так как была воспринята в обществе после её публикации в 1814 году, как в некотором роде шарж на поэта. Но у Лермонтова с Соллогубом дуэли не состоялось, хотя светское общество считало, что основания для дуэли есть.

История героя, в повести Соллогуба «Большой свет», не имеющего ни необходимых связей, ни знатного родства, ни богатства, но побуждаемого болезненным самолюбием и пустым тщеславием утвердиться в великосветском обществе, была и на самом деле легко сопоставима с тем положением, которое пытался занять среди петербургской знати М. Лермонтов, приехавший в столицу в 1834 году.

«Лермонтов, - писал Соллогуб в своих «Воспоминаниях», - хотя и происходил от хорошей русской дворянской семьи, не принадлежал, однако, по происхождению к квинтэссенции петербургского общества, но он его любил, бредил им, хотя и посмеивался над ним, как все мы, грешные…».3 

Совпадение это действительно могло показаться обидным, но, как выяснилось, молодой поэт, с которым Соллогуб «сыздавна находился в самых товарищеских отношениях»4, не сводил своё положение в русском обществе к тому «светскому своему значению», которое было изображено в повести «Большой свет», и не увидел ничего обидного в этой литературной пародии, сохранив к её автору былую привязанность и дружбу. Следует учесть ещё и то, что «Большой свет», который так безуспешно пытался завоевать молодой армейский офицер Лермонтов, к моменту появления повести был уже побеждён поэтом Лермонтовым , и у него искали дружбы и расположения все те, кто не так давно пренебрегал им и втайне посмеивался над

1 М.Ю. Лермонтов «Герой нашего времени», «Княжна Мери»

2 Герцен «Былое и думы».

3 Соллогуб «Воспоминания».

4 Соллогуб «Воспоминания».

ним. Кроме того, если произведение В. Соллогуба и было в известной мере пародией на «светское значение» поэта, то это была пародия, несомненно, дружеская, так как герой повести «Большой свет».

Михаил Леонин изображён писателем с явной симпатией и наделён целым рядом достоинств.

Что же касается самого героя «Большого света», то он оказался куда более самолюбивым и обидчивым, чем его прототип, и вызвал на дуэль своего друга, посчитав оскорбительными шутливые замечания, которые тот высказывал в его адрес. Ну чем не Мартынов?

То, что не удалось «светскому обществу», удалось сделать в Пятигорске в 1841 году.

Дуэль с Мартыновым состоялась. М.Ю.Лермонтов погиб. Хотел ли он погибнуть в рассвете лет, как его герой Печорин, или нет – неизвестно.

5. Дуэль в произведении И.С. Тургенева «Отцы и дети»

В романе И.С. Тургенева «Отцы и дети» дуэль не несет изначального содержания. Согласно кодексу чести эта дуэль не могла  состояться уже в связи с тем, что к дворянскому сословию Евгений Базаров не принадлежал. Сословные традиции ему чужды, о чем и говорит отсутствие предыстории героя. Защищать, соответственно, ему нечего. Сам Базаров называет состоявшуюся  дуэль бессмысленной.  В очередной раз Базаров демонстрирует лишь разрушительную силу, в  оправданности которой уже и сам сомневается. Для П.П. Кирсанова дуэль  с Базаровым – признание силы базаровых, осознание собственной несостоятельности как представителя дворянства. В этой дуэли никто не защищает честь, достоинство. Да и не могло этого быть в связи с тем, что сам И.С. Тургенев не был дуэлянтом по своей природе. Лишь в отношениях с Л.Н. Толстым, как отмечают исследователи,  дело чуть не дошло до дуэли.

"В основание главной фигуры, Базарова, — писал впоследствии Тургенев, — легла одна поразившая меня личность молодого провинциального врача. (Он умер незадолго до 1860-го г.) в этом замечательном человеке воплотилось — на мои глаза — то едва народившееся, еще бродившее начало, которое потом получило название нигилизма. Впечатление, произведенное на меня этой личностью, было очень сильно и в то же время не совсем ясно..." "Мне мечталась фигура сумрачная, дикая, большая, до половины выросшая из почвы, сильная, злобная, честная — и все-таки обреченная на погибель — потому, что она все-таки стоит еще в преддверии будущего, мне мечтался какой-то странный pendant с Пугачевым."

Знаменательно, что у Базарова единственного из всех героев нет предыстории, в которой Тургенев обычно дает ключ к характеру персонажа, чего он явно не хочет делать в случае с Базаровым (может быть, вообще достоверно не зная, как складываются подобные характеры). В отличие от всех дворян, Базаров обладает натурой деятеля и борца. Неустанным трудом приобрел он фундаментальные знания в естественных науках. Привыкший полагаться лишь на собственный ум и энергию, Базаров выработал спокойную уверенность в себе. Ощущение его силы невольно передается окружающим, даже если она никак не проявляется внешне. Он сразу ставит себя в оппозицию ко всем людям: "Когда я встречу человека, который не спасовал бы передо мною, тогда я изменю свое мнение о самом себе". Его совершенно не беспокоит, что думают о нем другие: "Настоящий человек не должен об этом заботиться; настоящий человек тот, о котором думать нечего, а которого надобно слушаться или ненавидеть". Никакие сердечные связи не связывают его с людьми (характерны в этом плане его отношения с родителями, для которых у него не находится ни жалости, ни ласки, хотя он и говорит Аркадию, что их "любит"). От этого и проистекает базаровская "резкость и бесцеремонность тона". Отношения между мужчиной и женщиной он сводит к физиологии, искусство — к "искусству делать деньги или нет более геммороя", то есть ему совершенно чужд весь мир прекрасного, равно как и дворянская утонченная культура чувств, которую он вкупе с религией и философией обзывает "романтизмом, чепухой, гнилью, художеством" (чего стоит один только этот синонимический ряд!).

Из подобного отношения к жизни, а также из "безмерной гордости", и берет свое начало его жизненная философия, смелая, страшная и парадоксальная, заключающаяся в тотальном отрицании всех устоев, на которых зиждется общество, равно как и вообще всех верований, идеалов и норм человеческой жизни, когда за истину принимаются только голые научные факты. "Нигилист, это человек, который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот принцип," — формулирует в романе Аркадий, очевидно со слов своего учителя. Такая философия — закономерное порождение кризисного состояния общества. По точному определению В.М. Марковича, "для Базарова бесспорно, что нет ни одного "постановления" "в современном нашем быту, в семейном или общественном, которое не вызывало бы полного и беспощадного отрицания". Для Базарова бесспорна возможность неограниченной свободы личности: "нигилист" убежден, что в своих решениях, направленных на переделку жизни, человек нравственно ничем не связан. Логика истории, "мнение народное", традиции, верования, авторитеты — все это не должно иметь никакой власти над индивидуальным сознанием и индивидуальной волей".

Таким образом, базаровский нигилизм распространяется на общественную, личную и философскую сферы.

Общественный нигилизм Базарова находит свое наиболее полное выражение в споре с Павлом Петровичем. Эти два достойных противника, убежденные приверженцы каждый своей идеологии, не могли не столкнуться, подобно двум противоположным зарядам. Характерно при этом, что Павел Петрович нервничает и сам вызывает на спор Базарова, в то время как последний, полный сознания собственной силы и превосходства, спорит как бы нехотя, чтобы "зря не болтать".

В вопросе о характере преобразований в России Базаров стоит за решительную ломку всей государственной и экономической системы. "В России нет ни одного гражданского постановления, которое не заслуживало бы критики," — считает он. Однако взамен он ничего не предлагает. Кроме того, Базаров никак не показан в общественной деятельности, и мы не знаем, есть ли у него реальные планы проведения своих взглядов в жизнь. Павел Петрович Кирсанов, как настоящий либерал, тоже убежден в необходимости преобразований, но против бессмысленного разрушения всего. Он стоит за "цивилизацию" и "прогресс", то есть за путь реформ.

При споре о ведущей общественной силе Павел Петрович указывает на аристократию, потому что только в ней развито в высшей степени чувство собственного достоинства, без которого не может быть настоящего гражданина, уважающего права других. "Аристократия дала свободу Англии и поддерживает ее". А новые люди, "нигилисты" (при этом слове Павлу Петровичу всякий раз "изменяет чувство собственного достоинства" и он срывается на брань) — невежественные "болваны", не имеющие поддержки в народе, носители "грубой монгольской силы", число коих к счастью всего "четыре человека с половиною". Базаров в ответ обзывает дворян отсталыми людьми, все заслуги которых в прошлом. Теперь же они "сидят сложа руки", наподобие Павла Петровича, у которого все “принципы” и “чувство собственного достоинства” свелись к демонстративной занятости своим туалетом, от чего не много приходится ждать пользы для bien public (общественного блага).

В вопросе о народности и отношении к народу Павел Петрович неожиданно оказывается истовым славянофилом и провозглашает, что русский народ "патриархален", "свято чтит предания" и "не может жить без веры", и что поэтому нигилисты не выражают его потребностей и совершенно ему чужды. Базаров в ответ преспокойно соглашается с утверждением о патриархальности народа, но для него это вовсе не священная основа национальной русской жизни, а наоборот, свидетельство об отсталости и невежестве народа, его несостоятельности ни как общественной силы, ни даже как двигателя хозяйства: "Самая свобода, о которой хлопочет правительство, едва ли пойдет нам впрок, потому что мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке". Насчет того, что он чужд народу, Базаров с "надменной гордостью" замечает, что его "дед землю пахал". Он считает себя во всяком случае ближе к народу, чем Павел Петрович: “Вы порицаете мое направление, а кто вам сказал, что оно во мне случайно, что оно не вызвано тем самым русским духом, во имя которого вы так ратуете?" — что не мешает в то же время ему презирать народ, "коли он заслуживает презрения".

На законное возражение Николая Петровича: "Вы все отрицаете или, выражаясь точнее, все разрушаете. Да ведь надобно же и строить," — Базаров хладнокровно замечает: "Это уже не наше дело... Сперва нужно место расчистить." Эта фраза разводит Базарова с народниками 60-х годов, у которых была и позитивная программа, и делает его политическую позицию крайне неопределенной и странной. "Его ум противится любым окончательным решениям... Поэтому, отвергая старые теории, Базаров не намерен доверяться новым: не обернутся ли они догмами, которые потребуют повиновения?" Не видно также, чтобы Базаров, подобно народникам, думал привлекать на свою сторону народ: похоже, ему достаточно "ругаться". Итак, он мало походит на революционера, и тем не менее Тургенев запечатлел в нем сам дух революционного народничества тех лет, с его ненавистью к существующему порядку вещей и отречением от всех общественных и гражданских благ. Базаров предстает перед нами неким воплощением самой отрицательной энергии, которой движется и питается всякое революционное движение.

В личной сфере нигилизм Базарова заключается в отрицании им всей культуры чувств и всех идеалов. "Базаров отвергает... не только те или иные социальные установления и культурные традиции, но именно все — все, чем сегодня живут люди, все, что их связывает и сближает, все, что ими движет, что придает их жизни оправдание и смысл. Базарову нужны другая жизнь и другие люди — на этот счет Тургенев не оставляет никаких сомнений" Базаровым отрицается вообще духовное начало в человеке. К человеку он относится как к биологическому организму : "Все люди похожи друг на друга как телом, так и душой; у каждого из нас мозг, селезенка, сердце, легкие одинаково устроены; и так называемые нравственные качества одни и те же у всех: не большие видоизменения ничего не значат. Достаточно одного человеческого экземпляра, чтобы судить обо всех других. Люди что деревья в лесу; ни один ботаник не станет заниматься каждою отдельною березой”. Как по лягушке Базаров судит об устройстве человеческих органов, так же по данным естественных наук он думает судить о человеке вообще, и более того, о человеческом обществе в целом: при правильном устройстве общества будет все равно, зол человек или добр, глуп или умен. Это все лишь "нравственные болезни", подобные “болезням телесным” и вызванные "безобразным состоянием общества". "Исправьте общество, и болезней не будет".

После того, как Базаров достаточно основательно изложил свои взгляды, начинается проверка их жизнью. Когда друзья приезжают в город, становится прежде всего отчетливо видно, что до сих пор мы имели дело с лучшими и из дворян и из разночинцев, каких еще очень мало в обществе — инертном и не подающем никаких надежд на изменение к лучшему. Все попытки самых разных людей казаться новыми смешны или совершенно несостоятельны. Родственник Кирсановых тайный советник Колязин — только ловкий придворный и ничто как государственный деятель. С другой стороны, новоявленные нигилисты Кукшина и Ситников способны только окарикатурить идеи Базарова, который тем не менее вынужден их терпеть, чтобы не лишиться сторонников. К ним как нельзя более подходят слова Павла Петровича: “прежде молодым людям приходилось учиться; не хотелось прослыть за невежд, так они поневоле трудились. А теперь им стоит сказать: все на свете вздор! — и дело в шляпе. И в самом деле, прежде они просто были болваны, а теперь они вдруг стали нигилисты”. Становится ясно, что “всамделишний” нигилист Базаров был бы крайне одинок на общественном поприще.

В городе происходит также встреча Базарова и Аркадия с Одинцовой, которая является поворотным пунктом в романном действии. Анна Сергеевна Одинцова не похожа на традиционных тургеневских героинь, потому что такой тип никогда бы не смог увлечь Базарова. Она удивительно совмещает в себе аристократическое происхождение и воспитание с суровым жизненным опытом, ("В переделе была... хлеба нашего покушала"). равно как и совершенную внешнюю красоту с ясным и неженски пытливым умом.

Своим величавым спокойствием, граничащим с бесстрастием, и блестящей выделанностью своего каждого движения и даже чувства Одинцова являет полный контраст Базарову ("Вишь как она себя заморозила!" "Герцогиня, владетельная особа. Ей бы только шлейф сзади носить и корону на голове!"), но именно эта иноприродность, столь отталкивающая Базарова в Павле Петровиче, наоборот, привлекает его в Одинцовой. "она поразила его достоинством своей осанки", "спокойно и умно, именно спокойно, а не задумчиво, глядели светлые глаза из-под немного нависшего лба, и губы улыбались едва заметной улыбкою. Какою-то ласковой и мягкой силой веяло от ее лица" Это — та самая таинственная сила, которую Базаров отрицал в природе.. В отличие от мужчин, женщины по своей натуре связаны с природным, стихийным животворящим началом. Буквальным олицетворением таинственной женской натуры предстает в романе княгиня Р., роковая возлюбленная Павла Петровича: “Что гнездилось в этой душе — бог весть! Казалось, она находилась во власти каких-то тайных, для нее самой неведомых сил; они играли ею, как хотели; ее небольшой ум не мог сладить с их прихотью”. С той или иной силой те же неосознаваемые энергии действуют в каждой женщине, и их внешним проявлением служит женская красота. Поэтому каждая женщина — загадка, скрывающая тайны жизни. (Вот почему Павел Петрович смог много лет спустя увидеть отражение своей возлюбленной в Фенечке).

Павел Петрович подарил некогда княгине Р. перстень с вырезанном на камне сфинксом со словами: “Сфинкс — это вы.” “- Знаете ли, что это очень лестно?” — ответила она, медленно подняв на него “свой загадочный взгляд.” Базаров смеется вначале романа над подобными измышлениями “И что за таинственные отношения между мужчиной и женщиной? Мы, физиологи, знаем, какие это отношения. Ты проштудируй-ка анатомию глаза: откуда тут взяться, как ты говоришь, загадочному взгляду?” но месяц спустя он уже говорит Одинцовой : “Может быть, вы правы; может быть, точно, всякий человек — загадка. Да хотя вы, например...”

         Он оказывается покорен необычайным сочетанием равного ему по силе характера и утонченной женской прелести. Базаров страстно влюбляется и тем самым приобщается к тому духовному миру, который только что отрицал. Жизнь оказывается значительно сложнее его построений. Базаров видит, что его чувство отнюдь не исчерпывается “физиологией”, и с негодованием находит в себе тот самый “романтизм”, проявления которого он так осмеивал в других, расценивая как “дурь” или слабость. “До встречи с Одинцовой Базаров был убежден в своей свободе от всего, что связывает человека с другими людьми. Это убеждение придавало ему несокрушимую уверенность в себе. Любовь опровергла это убеждение просто и неотразимо. Никто и ничто не принуждает Базарова любить, свобода как будто бы полнейшая. И при всем том очевидна постоянная и мучительная зависимость от чувств, решений и поступков другого человека. Оказывается, что... чувство связывает не менее крепко, чем насилие и диктат». Базаров осознает невозможность полного отрыва от людей, и в нем неожиданно просыпается яростная жажда выйти из одиночества, до конца “отдаться” в любви — “без сожаления и возврата”, “жизнь за жизнь”, и таким образом соединиться со всем миром. 

В любви окончательно раскрывается перед нами личность Базарова. Он разительно отличается от того типа “тургеневского мужчины” — нерешительного, не умеющего бороться за свою любовь, какой предстает перед нами в “Рудине”, “Асе” или “Вешних водах”. Любовь перерастает у него в страсть — “сильную, тяжелую”, “похожую на злобу и, может быть, сродни ей”. Но цинизм, покоробивший вначале Анну Сергеевну, оказывается наносным. Меняется сам тон его речей, оставаясь резким и грубым, но приобретая серьезность и трагичность. Вместе с тем Базаров ни разу не роняет себя, и после неудачного признания сразу уезжает, не унижаясь до положения отвергнутого влюбленного и не принимая “милостыни” в виде жалости Одинцовой.

Разрыв был обусловлен не только тем, что Одинцова в силу своей аристократической холодности не смогла ответить на чувство Базарова, но коренился и в нем самом. Отказ от “полного и беспощадного отрицания” грозил бы иссякновением той “отрицательной” энергии, которой питалась и двигалась его личность. Базаров осознает окончательно, что “создан для горькой, терпкой, бобыльной жизни”. 

Неразделенная любовь разрушает Базарова: он впадает в тоску, нигде не может найти себе места и начинает заниматься самокопательством, что до сих пор считал признаком слабости. Так он исследует себя до самых сокровенных глубин и доводит до последних выводов свое мировоззрение (“Решился все косить — валяй и себя по ногам!”). Это уже следующая ступень его духовной эволюции: теперь он философствует и осознает безысходность своей позиции в мире:

“Я вот лежу здесь под стогом... узенькое местечко, которое я занимаю, до того крохотно в сравнении с остальным пространством, где меня нет и где дела до меня нет; и часть времени, которую мне удастся прожить, так ничтожна перед вечностью, где меня нет и не будет... А в этом атоме, в этой математической точке кровь обращается, мозг работает, чего-то хочет тоже... Что за безобразие! Что за пустяки!”

Нигилистическая философия не допускает никакой сверхличностной ценности, на которую личность могла бы опереться, чтобы оправдать свое существование (вспоминается ироническое напутствие Павла Петровича нигилистам: “Посмотрим, как вы будете существовать в пустоте, в безвоздушном пространстве..."). Вместе со уничтожением смысла жизни теряют всякую подоснову категории человечности, сострадания, гражданского долга и альтруистического служения людям:

“... ты сегодня сказал, проходя мимо избы нашего старосты Филиппа, — она такая славная, белая, вот, сказал ты, Россия тогда достигнет совершенства, когда у последнего мужика будет такое же помещение, и всякий из нас должен этому способствовать... А я и возненавидел этого последнего мужика, Филиппа или Сидора, для которого я должен из кожи лезть и который мне доже спасибо не скажет... да и на что мне его спасибо? Ну, будет он жить в белой избе, а из меня лопух расти будет; ну, а дальше?”

С таким строем мыслей уже трудно стать революционером или даже просто общественным деятелем. Но Базаров идет еще дальше и отвергает саму значительность, всеобщность и правоту подобного способа мышления:

“Принципов вообще нет... — а есть ощущения. Мне приятно отрицать, мой мозг так устроен — и баста! Отчего мне нравится химия? Отчего ты любишь яблоки? Тоже в силу ощущения. Это все едино. Глубже этого люди никогда не проникнут. Не всякий тебе это скажет, да и я в другой раз тебе этого не скажу”. Здесь отрицание уже не оправдывается полезностью для общества, как это было в первой части. (“В теперешнее время полезнее всего отрицать — мы отрицаем”). Теперь это — субъективное свойство мозга Базарова, не находящее никакого обоснования вне его личности. "Непримиримый базаровский максимализм с такой же беспощадностью обращается на самого Базарова, то и дело побуждая его восставать против собственных чувств, желаний, поступков. В итоге Базаров так же мало способен примириться с самим собой, как и с тем, что его окружает. <...> даже когда эта всеобъемлющая неудовлетворенность начинает приобретать разрушительный и даже катастрофический для него характер. В такие моменты неспособность к примирению с несовершенством явственно обнаруживает признаки чего-то фатального. Это делает Базарова (по выражению самого Тургенева) "трагическим лицом": в конечном счете для него оказывается неприемлемым все сущее".

Уже совсем по-другому разговаривает Базаров с Павлом Петровичем по своем возвращении в Марьино: теперь он лучше понимает трагедию его жизни и не может втайне не уважать его, хотя между ними сохраняются сдержанно враждебные отношения. Поводом к заключительному их столкновению оказывается поцелуй, вырванный Базаровым у Фенечки и подсмотренный Павлом Петровичем. Стыдясь признаться даже самому себе, Павел Петрович любил “это пустое существо”, найдя в нем разительное сходство с умершей княгиней Р. Поэтому поступок Базарова он воспринял как двойное оскорбление: чести брата и лично себя. Вызвав Базарова на дуэль, он тем самым признал его за равного себе. Базаров принял вызов и обошелся с Павлом Петровичем благородно, одновременно не уставая иронизировать над “рыцарским турниром”, в котором был вынужден принять участие. Сцена действительно становится все более и более комичной, особенно из-за участия в ней вместо секундантов глупого и перепуганного лакея Петра. Смехотворным оказывается и ее исход: Павел Петрович получает пустячную рану в ногу, но падает в обморок от “изнеженных нервов”. Очнувшись и увидя над собой круглые от ужаса глаза Петра, шепчущего “Кончается!”, “раненый джентльмен” впервые за весь роман “с насильственной улыбкой” соглашается с Базаровым: “Вы правы... Экая глупая физиономия!” Неудача и комичность затеянного им дела окончательно убеждают его, что век дуэлей (то есть век дворянства) прошел, а его хваленые “принсипы” заметно устаревают. Тут же он и отказывается от одного из них, сам уговаривая брата жениться на Фенечке, что раньше представлялось ему недопустимым мезальянсом (“Полно нам ломаться и думать о свете!” “Я начинаю думать, что Базаров был прав, обвиняя меня в аристократизме.”). при этом сам Павел Петрович больше не видит для себя места в жизни и отправляется за границу “доживать”. Его отъезд из России равносилен для автора его социальной смерти, подтверждения своей окончательной чуждости и бесполезности для нее. Как насмешка над его славянофильством смотрится на его столе в Дрездене “серебряная пепельница в виде мужицкого лаптя”. Таким образом, Павел Петрович оказался убит на дуэли с Базаровым, и автор, отступая от своего принципа не давать героям прямых оценок, “приканчивает” его безжалостным символическим штрихом: “Освещенная ярким дневным светом, его красивая, исхудалая голова лежала на белой подушке, как голова мертвеца... Да он и был мертвец.”

И Базарова Тургенев тоже заставляет внезапно уйти из жизни. Но еще ранее выясняется его несостоятельность как социальной фигуры. Отвратившись от общественного поприща, оставшись без сторонников, порвав без сожаления с Аркадием (“Ты славный малый, но ты все-таки мякенький, либеральный барич”), получив отказ любимой женщины и, наконец, разуверившись в правоте своего мировоззрения, давшего неисправимую трещину, Базаров теряет свое место в жизни и перестает ей дорожить. “Лихорадка работы с него соскочила и заменилась тоскливой скукой и глухим беспокойством. Странная усталость замечалась во всех его движениях”.Ни примирение с действительностью, ни борьба за ее изменение, ни ее безоговорочное отрицание видятся ему теперь равно невозможными. Поэтому его смерть предстает перед нами и как результат совпадения роковых случайностей и как логическое следствие его духовного кризиса.

Перед лицом смерти выявляется до конца вся сила базаровской натуры. “Смотреть в глаза смерти, предвидеть ее приближение, не стараясь себя обмануть, оставаться верным себе до последней минуты, не ослабеть и не струсить — это дело сильного характера. Умереть так, как умер Базаров, — все равно что сделать великий подвиг.” “Нигилист остается верен себе до конца”.. Оставаясь медиком, он хладнокровно отмечает этапы своей болезни, злясь на смерть как на нелепую случайность и презирая себя за беспомощность (“Что за безобразное зрелище: червяк полураздавленный, а еще топорщится”). “В критическую минуту [он] не меняет своего мрачного миросозерцания на другое, более отрадное”.(“Да, поди попробуй отрицать смерть! Она тебя отрицает, и баста!”). Но перед концом он все-таки посылает за Одинцовой, чтобы проститься со всем дорогим, что оставалось у него в жизни — проститься с жизнью как таковой. Прося у нее последний поцелуй, он неожиданно говорит с такой же “красивостью”, за которую так негодовал на Аркадия: “Дуньте на умирающую лампаду, и пусть она погаснет...”, что означает его невольную капитуляцию перед прежде столь презрительно третируемым им романтизмом.

Одной из последних фраз Базарова Тургенев сделал слова о его ненужности для России: “Я нужен России... Нет, видно не нужен. Да и кто нужен? Сапожник нужен, портной нужен...”. Это должно означать, что России не нужен нигилизм, не нужно разрушение, а надобны созидатели, труженики, мастера и просто честные люди. Таким образом, Базаров не нужен России как нигилист, но, несомненно, нужен как выдающаяся личность. Будучинигилистом, отрицателем по мировоззрению, Базаров нигде в романе не выступает собственно разрушителем, посягнувшим на какие-либо сокровенные жизненные ценности. От этого его удерживает всякий раз здравый смысл, прирожденные нравственность, благородство и чувство справедливости, так как Базаров не сомневается признать правоту и хорошие качества даже совершенно чуждых ему по духу людей. Он великолепно знает свое дело, образован и трудолюбив, ненавидит слабость во всех ее видах, ненавидит русскую расслабленность воли и душевную нечистоплотность. Он способен к упорному созидательному труду — и этим он нужен России. Он умнее, сильнее и «больше», чем исповедуемая им теория, которая становится глупой и вредной, как только попадает на вооружение к бездарным Ситниковым.

Возвеличив нигилиста, сделав его почти титанической фигурой, равной которой по силе нет в романе, Тургенев поступил очень смело, фактически пойдя против своих единомышленников. И его друг П.В. Анненков, и издатель "Русского вестника" М.Н. Катков уговаривали его переделать роман, снизив образ Базарова, чтобы не дать нигилистам утвердиться в общественном мнении. Но сам Тургенев был явно увлечен своим героем, и именно в силу его новизны, яркости и предельной чуждости миру самого писателя — миру дворянской культуры и искусству. “Хотел ли я обругать Базарова или его превознести? Я этого сам не знаю, ибо я не знаю, люблю я его или ненавижу” — писал Тургенев Фету в апреле 1862 г. “Если читатель не полюбит Базарова со всей его грубостью, бессердечностью, безжалостной чужостью и резкостью... — я виноват и не достиг своей цели.”

Так оказывается в конце концов снятым основной конфликт романа — вместе с устранением из жизни обоих антагонистов. Но жизнь продолжается дальше, оказываясь бесконечно сложнее, чем то представлялось героям, а противоречия между поколениями, казавшиеся столь острыми вначале романа, сглаживаются и уходят. В один день совершаются две счастливые свадьбы — Аркадия и его отца, на свет появляется следующее поколение, а Аркадий тем временем берется за хозяйство, не дававшееся его отцу, и понемногу исправляет положение. Последняя же картина романа — изображение могилы Базарова с безмятежно растущими на ней цветами соотносит все действие романа с вечностью, перед лицом которой растворяется конфликт двух исторических сословий. Торжествуют те самые силы природы, которые действовали в Базарове даже помимо его сознания и воли и продолжают владычествовать в мире и после его исчезновения. Те же герои, которые любили природу, понимали ее красоту, покорялись таинственным, неодолимым силам, действующим в ней, обретают истинное счастье в любви, и жизнь продолжается именно ими. (По свидетельству самого автора, истинное счастье в романе достается все-таки мягкому Аркадию: “Кто не видал таких слез в глазах любимого существа, тот еще не испытал, до какой степени, замирая весь от благодарности и стыда, может быть счастлив на земле человек”). Природа как мать всего живого, источник “всякого дыхания”, божественная мудрость которой проявляется в ее совершенной красоте, — не просто величаво “равнодушна” к судьбам своих детей, как писал Пушкин в своем знаменитом философском стихотворении, но примиряет их в своей любви и “жизни бесконечной”.

2.4 Тема дуэли в русской литературе XIXвека

Широкое обращение русских писателей к теме дуэли дают нам возможность понять причины конфликта, ведущие к  такому исходу.. И чаще это вовсе не истинное понятие о чести и достоинстве.

Нередко мотивами вызова были оскорбленное самолюбие, возбужденное неосторожно сказанным словом, мелкое честолюбие, просто упрямство, желание человека  во что бы то ни стало настоять на своем;  иногда скука, лишенное смысла однообразное существование в провинциальных городках и дворянских усадьбах становились причиной дуэли. Такого рода дуэль происходит в романе А.С. Пушкина между Онегиным и Ленским.. Из желания покуражиться  возникла дуэль в «Затишье» И. С. Тургенева. «У нас без этого ни одного бала не бывает… Это уж так заведено. Ну а почему не покуражиться, а? Над приезжим, например»? Дуэль-кураж представлена  в романе Л.Н. Толстого «Война и мир», где бретер Долохов вызывает на дуэль Пьера Безухова. Мотивом становится  жена Пьера - Элен.

Причиной  вызова могло быть и подозрение в шулерстве во время игры в карты, а уж карточный долг – одна из распространенных причин дуэли. В такой ситуации оказывается  Николай Ростов, и только отец спасает его от бесчестья и возможной дуэли. Основой конфликта зачастую оказывалась зависть личности тщеславной, самолюбивой к своему удачливому сопернику, желание любым способом утвердить себя, возвыситься над окружающими. Такую дуэль можно увидеть в рассказе И.С. Тургенева «Бретер»: зло здесь торжествует над добродетелью.

Многим  была понятна дикость и бессмысленность дуэли. Однако, как пишет А.И. Герцен,  «отказаться от дуэли – дело трудное и требует или  много твердости или много слабости».

В Дорошевич в очерке «Дуэль» судит такое представление о чести, которое заставляет человека идти к барьеру, считает его губительным предрассудком, пережитком средневековья, при этом осознавая, что А.С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, А.И. Герцена, А. Блока, дравшихся на дуэли, нельзя упрекнуть в отсутствии прогрессивных идей и представлений о чести.

        «Доказывать нелепость дуэля не стоит, - писал А.И. Герцен в «Былом и думах», - в теории его никто не оправдывает, исключая каких-нибудь бретеров и учителей фехтования, но в практике все подчиняется ему для того, чтобы доказать черт знает кому свою храбрость. Худшая сторона дуэля в том, что он оправдывает всякого мерзавца или его почетной смертью или тем, что делает из него почетного убийцу».

3. Психологическое исследование
/Система ценностных ориентаций кадет Санкт-Петербургского кадетского корпуса/

"Жизнь каждого человека состоит из поступков, в них выражается моральная сущность человека"

В. А. Сухомлинский.

3.1 Введение

Система ценностных ориентаций, являясь психологической характеристикой зрелой личности, одним из центральных личностных образований, выражает содержательное отношение человека к социальной действительности и в этом качестве определяет мотивацию его поведения, оказывает существенное влияние на все стороны его деятельности. Как элемент структуры личности ценностные ориентации характеризуют внутреннюю готовность к совершению определенной деятельности по удовлетворению потребностей и интересов, указывают на направленность поведения.

Каждое общество имеет уникальную ценностно-ориентационную структуру, в которой отражается самобытность данной культуры. Поскольку набор ценностей, которые усваивает индивид в процессе социализации ему “транслирует” именно общество, исследование системы ценностных ориентаций личности представляется особенно актуальной проблемой в ситуации социальных изменений.

Сегодня можно с полным основанием говорить о борьбе ценностей в массовом сознании и в жизни общества. Сегодня рушатся ценности, которые еще вчера казались стабильными, т.к. исчезают социальные гарантии, растут экономические катаклизмы. Современное подрастающее поколение проходит свое становление в очень сложных условиях ломки многих старых ценностей и формирования новых социальных отношений. 

Предмет исследования: структура ценностных ориентации кадет СПб КК МО РФ и их представлений о ценностных ориентациях литературных героев.

Цель исследования: выявить структуру ценностных ориентаций кадет СПб КК МО РФ и их представлений о ценностных ориентациях литературных героев.

Задачи:

1. определить структуру ценностных ориентаций кадет СПб КК МО РФ;
2. определить представления кадет о структуре ценностных ориентаций литературных героев.
3. провести сравнительный анализ структуры ценностных ориентаций кадет, как фактора, влияющего на формирование зрелой личности готовой нести ответственность за свои поступки.

Методы исследования: анкетирование с использованием анкет 1 и 2 для 9-х и 10-х классов (приложение 1).

Выборка: в анкетировании приняли участие кадеты 9-х и 10-х классов по 20 человек в каждой подгруппе.

Гипотеза исследования: кадетское образование позволяет воспитывать граждан, способных отвечать не только за свой выбор, но и за будущее своей страны.

3.2 Ценностные ориентации в структуре личности

Ценностные ориентации – это важнейшие элементы внутренней структуры личности, закрепленные личностным опытом индивида, всей совокупностью его переживаний и ограничивающие значимое, существенное для данного человека. Целостная, устойчивая система ценностных ориентаций личности делает ее способной определить свое отношение к миру, к культуре своего народа, к своей собственной жизни, сориентироваться в системе координат социального пространства.

Для подростка жизненные ценности воспринимаются только в личностном, конкретном воплощении, ценность, которую он ищет и находит, совершенно отождествляется с живым человеком, в котором он видит ее воплощение. Вера подростка в идеал – прежде всего вера в избранного им человека, которого он выделяет из своего окружения. Это может быть член семьи, учитель, кто-то из сверстников. Вот почему для подростка очень важно, кто его окружает и какие взаимоотношения со взрослыми и сверстниками у него складываются в этот сложный период.

Результаты, полученные в ходе анкетирования кадет 9-10 классов 2012 год

Таблица № 1. Количественные показатели выборов жизненных ценностей кадет и их представлений о ценностных ориентациях литературных героев (анкета

Вывод

Выявлена структура ценностных ориентаций кадет Санкт-Петербургского кадетского корпуса и их представлений о структуре ценностей литературных героев (диаграммы 1-3 в приложении 2).

Таблица № 2. Количественные показатели выборов способов защиты убеждений, чести и достоинства кадет и их представлений о действиях литературных героев (анкета № 2).

Вывод

Кадеты 10 класса (70%) и 9 класса (50%) выбрали вербальный способ (словесный диалог, спор и др.)  защиты своих убеждений, чести и достоинства (диаграмма 4 в приложении 2).

По мнению кадет, если бы литературные герои попали в наше время, то защищали честь и достоинство на дуэли: Печорин (65%), Онегин (70%), Гринев (77%), Базаров (91%). Правовой способ (судебное разбирательство) выбрал бы Штольц, а Раскольников предпочел бы насильственный способ (49%).

3.3 Результаты мониторинга выпускников кадетского корпуса

Таблица № 3. Иерархия жизненных ценностей кадет 9 и 10 классов и выпускников кадетского корпуса за 2009, 2010, 2011 годов.

Вывод

Исследования приоритетных жизненных ценностей выпускников кадетского корпуса показывает, что наиболее важными для них являются наличие верных друзей, честь и достоинство, счастливая семейная жизнь (Диаграмма № 5, приложение 2).

4. Выводы

Выводы-исследователей-литературоведов

Литература отражает время, его традиции, особенности убеждений. Рассмотренные нами примеры убеждают, что честь и достоинство семьи, любимой женщины и т.п. далеко не всегда лежали в основе дуэли. Подобные ценностные ориентиры формировались в семье и находили отражение  в поступках неординарных личностей, зачастую идущих вопреки традициям, существующим в обществе.

Большая же часть дуэлей наполнена иным содержанием.  Значит, дуэль, не оправдывающая своего изначального смысла и предназначения, исчерпала себя. Вместе с тем, рассмотрен вопрос о лишнем человеке  в русской литературе. Новизна взгляда  связана с тем, что лишний человек не демонстрирует способности и желания отстаивать свои взгляды на дуэли. Традиционный взгляд на лишнего человека осмыслен по-новому: Онегин, Печорин и др.не только не являются лишними, но и  зачастую проявляют худшие из человеческих качеств, что продиктовано фактом растлевающего влияния на них традиций, существующих в обществе. Однако мы не отрицаем  их неординарную натуру.

Уродливое проявление дуэли есть и сегодня: она трансформировалась в месть, где не исключен и смертельный исход.  Безусловно,  честь сегодня не мертвое понятие, но не является ценностным ориентиром большинства.  Хочется верить, что цивилизованный мир признает суд и общественное мнение  не только как способ защитить имущественные интересы или наказать уголовное преступление, но и как способ отстоять оскорбленное чувство достоинства и честь.

Согласно опросам кадет названы следующие формы дуэли XXI века:

1. Спор,
2. Суд;
3. Диалог;
4. Конкуренция;
5. Политические дебаты;
6. Идеологические споры в СМИ

Предложенные ответы не противоречат определению дуэли.

Выводы исследователей-психологов

Мы живем в период сложных социальных перемен, когда становление подрастающего человека протекает в ситуации ценностно-нормативной неопределенности. Отсюда растерянность, пессимизм и неверие в будущее, проявление агрессивности и экстремизма.

Изучение статистических данных аналогичных исследований жизненных ценностей молодежной среды такого же возраста показали, что к наиболее распространенным ценностям относятся:  дружба – 94,4%, семья – 83,3 %, доброта – 78 %, жизнь – 61,1 %, спорт – 61,1 %, деньги – 61,1 %, здоровье – 55,5 %,  труд – 50 %.

Для кадет и выпускников предыдущих лет кадетского корпуса также, как и их сверстников, наиболее приоритетными ценностями являются дружба и семья, но в отличие от них к приоритетным ценностям отнесены честь и достоинство, совесть и ответственность.

Основываясь на приведенных фактах можно констатировать, что образовательная среда кадетского корпуса способствует становлению зрелой личности, готовой к ответственности за свои поступки. Мы не исключаем необходимости  дальнейших исследований для подтверждения заявленных тезисов.

Список литературы:

1.  Пушкин А. С. «Капитанская дочка»
2. Барабанов В.В. Обществознание / В.В. Барабанов, В.Г. Зарубин. – Москва: АСТ-АСТРЕЛЬ, 2005. - 334 с.
3. Благой, Д. Д. (1931) Социология творчества Пушкина. М.
4. Герцен А.И. «Былое и думы», ст.» Несколько замечаний об историческом развитии чести.
5. Гиллельсон, М. И.; Мушина, И. Б. (1977) Повесть А. С. Пушкина «Капитанская дочка». Комментарий. Пособие для учителя. Л.
6. Дорошевич.В.В. Очерк . Дуэль .
7. Здравомыслов А.Г. Потребности. Интересы. Ценности / А.Г. Здравомыслов. – Москва: 1999. – 237 с.
8.  Тургенева  И. С. «Отцы и дети»
9.  Кислицын К.Н. Новый тип образованного литературного героя в русской художественной традиции первой половины XIX века
   Ключевский, В. О. (1959) Речь, произнесенная в торжественном собрании Московского университета 6 июня 1880 г., в день открытия памятника Пушкину // Ключевский В. О. Сочинения. М.
10. Курляндская Г.Б. К вопросу о структуре романов Тургенева. Тургенев в школе: пособие для учителей. Сост. Т.Ф. Курдюмова. М., 1981.
11. Лебедев Ю.В. Роман И.С. Тургенева "Отцы и дети". М., 1982.
12. Лохвицкий А. Дуэль и кассационный суд
13. Луков, В. А. (2005) Проблемы высшего образования в контексте мировой университетской культуры // Высшее образование для ХХI века: материалы научной конференции. М.
14.  Лермонтов М.Ю. «Герой нашего времени»
15. Маркович В.М. Человек в романах Тургенева. Л., 1975.
16. Петрунина, Н. Н. (1974) У истоков «Капитанской дочки» // Петрунина Н. Н., Фридлендер Г. М. Над страницами Пушкина. Л.
17. Писарев Д.И. Базаров. // Сочинения в 4-х томах. Т. 2. М., 1955.
18. Пушкин А. С. (1938) Полн. собр. соч. М. ; Л.: Изд-во АН СССР.
19. Романович-Славатинский, А. (1912) Дворянство в России от начала XVIII ве- ка до отмены крепостного права. Киев.
20. Ричард Хоптон  Дуэль. Всемирная история. 2011
21. Троицкий В.Ю. О романе И.С. Тургенева "Отцы и дети". М., 1979.
22. Утехина Н.П. Тема дуэли  в русской литературе- М., 1990
23. Цветаева, М. Избранные произведения. - М., 2002.

Приложения

Приложение 1.

А Н К Е Т А № 1 (9 класс)

Инструкция. Внимательно прочитайте ниже предъявленный перечень жизненных ценностей и проранжируйте их по порядку значимости для Вас в колонке «Я» и в колонках «литературный герой» в порядке значимости для каждого из них учитывая личностные особенности героя и историческое  время.

А Н К Е Т А № 2 (9 класс)

Инструкция . В настоящее время  дуэль запрещена законодательством подавляющего большинства государств мира. Как защитить честь и достоинство в современной России?

Выберете наиболее предпочтительный  для Вас способ защиты чести и достоинства в колонке «Я», в колонке «Почему?» объясните кратко свой выбор. В колонках «литературных героев» сделайте выбор за них, учитывая их личностные особенности, описанные в произведении и представив, что они наши современники.

 А Н К Е Т А № 1 (10 класс)

Инструкция. Внимательно прочитайте ниже предъявленный перечень жизненных ценностей и проранжируйте их по порядку значимости для Вас в колонке «Я» и в колонках «литературный герой» в порядке значимости для каждого из них учитывая личностные особенности героя и историческое  время.

А Н К Е Т А № 2 (10 класс)

Инструкция. В настоящее время  дуэль запрещена законодательством подавляющего большинства государств мира. Как защитить честь и достоинство в современной России?

Выберете наиболее предпочтительный  для Вас способ защиты чести и достоинства в колонке «Я», в колонке «Почему?» объясните кратко свой выбор. В колонках «литературных героев» сделайте выбор за них, учитывая их личностные особенности, описанные в произведении и представив, что они наши современники.

Приложение 2.