Моя педагогическая философия или Диалог с великими
Педагогическая философия как поиски высшего начала и смысла бытия учителя
Моя педагогическая философия…
Не слишком ли громко это звучит? Кто я такая, чтобы оперировать столь громкими фразами? Простой школьный учитель, каких тысячи, не кандидат, не лауреат. Так могу ли я говорить о философии – об особой форме общественного сознания и познания мира. Да, именно такое определение этой науке я даю ученикам на уроках обществознания.
Так вот, могу ли я замахиваться на столь серьезные категории? На категории всеобщности, на категории теоретических форм познания, общих принципов бытия…
Общие принципы бытия. Моего в том числе. Моего бытия в моей основной профессии – профессии педагога. Ведь они явно есть. Но возникли они не на пустом месте. Конечно, их сформировал «опыт – сын ошибок трудных», и конечно на них повлиял «гений – парадоксов друг», а точнее не один гений, а множество. Множество гениев, мнением которых я восхищалась, с мнением которых я спорила, мнения которых, пользуясь современной терминологией, было бы не стыдно разместить в качестве статуса…
И тут перед моим взором возникает фантастическая картина. Вот они, властители дум: писатели, философы, ученые, собрались в одном классе, в моем кабинете № 42, на четвертом этаже 402-й гимназии (вот так магия цифр и чисел!). Я веду урок, во время которого можно поспорить, порассуждать, можно ошибаться и быть неправым, то есть обычный урок общественных дисциплин, только с не совсем обычными учениками.
Тема урока: «Педагогическая философия как поиски высшего начала и смысла бытия учителя».
Форма урока: диспут.
Участники: великие педагоги и писатели, известные политики и ученые, и учитель истории гимназии № 402, то есть я.
И начинаю я этот необычный урок-диалог с хорошо всем известной персидской пословицы: «Если бы небо услышало молитвы детей, на свете не осталось бы ни одного живого учителя». Словно вторит этой поговорке Сенека: «Кого боги хотят покарать – делают педагогом».
Да, во времена античности педагогом называли ни к чему уже больше негодного раба, который отводил детей в школу. Сколько же времени понадобилось, чтобы в переводе слова остался только один смысл – ведущий ребенка! Но все равно сквозь тьму веков прорываются и «раб», и «ни к чему больше негодный»… У нас ведь педагог поднят на такую высоту, что его практически не видно. Зато, по мнению Станислава Моцарского, это единственная профессия, занятие которой дает пожизненную гарантию от похищения с целью выкупа. Оптимистично звучит. Тем более, что сегодня уважение к учительству, - считает Жак Барзэн, - это утраченная традиция.
А ведь действительно, работа учителя очень трудна, совершенно не почетна и не гарантирует результатов, поскольку педагогика не наука, а искусство, а в искусстве запланированных результатов не бывает.
И всё-таки, уважаемые господа, я – учитель, не «педагог, в переводе с греческого…», не раб, ведущий ребенка в школу! Раб свободного воспитать не может! И пускай дворник в Москве получает зарплату больше, чем учитель в провинции, но ведь ни один дворник из Москвы не стал учителем в провинции.
В разговор вступает блестящий, остроумный и всегда во всем правый Отто фон Бисмарк: «Войны выигрывают не генералы, войны выигрывают школьные учителя и приходские священники». Как я могла забыть эти слова! Я ведь сама на уроках истории, посвященных созданию Германской империи или на уроках обществознания, характеризующих образование как социальный институт, не раз обращалась к этой фразе Железного канцлера, мнение которого поддерживает и сэр Уинстон Черчилль: «Школьные учителя обладают властью, о которой премьер-министры могут только мечтать».
Что же это за власть? Какую власть дает мне моя скромная профессия?
На вопрос отвечают Аркадий и Борис Стругацкие: «Родители твоих учеников почему-то воображают, будто ты чудотворец и своим личным примером способен помешать их детям устремиться по стопам родителей»
Значит, я - чудотворец… Творец чуда… Какое же чудо я могу сотворить? Вам слово, Ричард Докинз. Что Вы, как общеизвестный атеист можете на это сказать?
«Не будем забывать, что одним из главнейших даров учителя ученикам является обретаемая детьми возможность изумить родителей», - отвечает нам английский биолог.
Возможность изумить родителей… Чем?
Ну, во-первых, тем, что ребенок никогда не будет «таким, как ты или таким, как ты хочешь». Так утвреждал Януш Корчак, призывая: «Помоги ему стать не тобой, а собой».
Вот такая Задача… Джеймс Макгрегор решает ее просто: «…создайте хороший климат, обеспечьте соответствующую подкормку и предоставьте людям расти самим по себе. Вот тогда они вас удивят».
Действительно, как-то попалась фраза о том, что пытливый мальчишеский ум начинает работать, едва мальчишка проснется, и работает до тех пор, пока не начинается первый урок. Стоит над этим задуматься… Вот и я задумываюсь на тем, куда же девается изобретательность и жажда открытий учеников на уроке. Видимо прячется. Прячется от школы, в которой ученикам отвечают на вопросы, которых они не задавали.
А ведь есть и иное мнение о школе, мнение народного учителя А.Захарченко: «Я убежден: школа - не здание, не кабинеты, не образцовая наглядная агитация. Школа - это возвышенный дух, мечта, идея, которые увлекают сразу троих - учителя, ребенка, родителя - и тут же реализуются. Если их нет, значит, то не школа, а обычная бухгалтерия, где приходят и уходят по звонку, зарабатывают - кто деньги, кто оценки и считают дни до отпуска и минуты до очередного звонка... Учитель призван реализовывать мечты детей».
В такой школе «родители и учителя дорожат целью и направляют к ней подрастающее поколение», - так Анатолий Ульянов, Илья Винокур, Михаэль Лайтман пишут в книге «Человек - маленький мир Мастер-класс по воспитанию», - тогда они становятся партнерами для детей, продвигаясь и развиваясь вместе с ними».
Но ведь, по мнению Достоевского, дети в школах - народ безжалостный: порознь ангелы божии, а вместе, особенно в школах, весьма часто безжалостны. И запоминают прочнее всего прочего ошибки своих учителей. Значит, у меня нет права на ошибку? Значит, я все время должна держать себя в руках, изрекать неоспоримые истины? Зачем тогда я? Пусть тогда меня заменит компьютер или робот!
- Ну, что, Вы, голубушка!» - вступает в разговор Лев Толстой – у Вас просто должна быть уверенность учителя - «внутренняя уверенность в том, что он есть, должен быть и не может быть иным».
- Да-да, - вторит ему Дистервег, мой любимый Дистервег – «Плохой учитель преподносит истину, хороший учит ее находить».
- Тем более, - продолжает английский поэт Ричард Олдингтон, - «всему, что необходимо знать, научить нельзя, учитель может сделать только одно — указать дорогу».
Конечно, мне хочется, чтобы на моих уроках происходило так, как утверждал Жан-Жак Руссо: «Пусть ученик не заучивает науку, а выдумывает ее сам».
- Говоришь людям: учитесь! А они привычно, вместо учения, зубрят учебники – возражает Владимир Борисов
«Гуманисты утверждают, что процесс обучения протекает наиболее успешно при наличии у ребенка интереса и желания. Верно. Но как сделать так, чтобы этот интерес и желание у него появились? В этом и есть вся суть вопроса, на который до сих пор нет вразумительного ответа», - размышляет В. Зубков.
Но ведь на то и существует учитель, чтобы дарить детям не мудрость свою, а только веру и способность любить, не приглашать учеников в дом своей мудрости, а лишь подвести к порогу собственного ума.
«Но кто знает, сколько слов препробовал Бог, прежде чем нашел то, которое сотворило мир», - возражает нам Станислав Ежи Лец. Тем более, что дети у нас – это святые. И как святые они невыносимы. Они могут задать «детский» вопрос – вопрос, на который ни один мудрец не ответит.
А ведь я не просто учитель. Я – учитель истории. Меня Дмитрий Сергеевич Лихачев призывал «расширять у людей возможности восприятия мира культуры, делать их счастливыми на всю жизнь». Но не окажусь ли я в роли Бармалея из культового фильма Ролана Быкова, который всех решил сделать счастливыми, а кто не захочет…
И тут возникает еще одни вопрос: КАК? Как сделать так, чтобы вместо усвоения прописных истин ученик сам совершал открытия? Как сделать так, чтобы он не зубрил, а познавал, не усваивал готовое, а сам ставил вопросы и находил на них ответы? Как?
«Вчера я поднялся на капитанский мостик и увидел огромные, как горы, волны и нос корабля, который уверенно их резал» - вновь вступил в разговор сэр Уинстон Черчилль, - И я спросил себя, почему корабль побеждает волны, хотя их так много, а он один? И понял – причина в том, что у корабля есть цель, а у волн – нет. Если у нас есть цель, мы всегда придём туда, куда хотим».
А ведь у меня есть она, эта цель! Цель моя в том, чтобы «приобщить детей к процессу созидания самих себя», чтобы «постигать новое, лелея старое», чтобы «делать трудные вещи легкими», чтобы мои ученики превзошли меня. И пускай говорят, что школа - это место, где шлифуют булыжники и губят алмазы, я знаю, что моя работа - это труд писателя, «который пишет не книги, а живых людей», живых, а значит я никогда не буду относится к ученикам как к материалу!
И вот в этот момент урока саркастически звучит чей-то голос с последней парты: «Великолепно, Вероника Валерьевна! Объявила тему урока «Моя педагогическая философия», а сама спряталась за цитатами великих! Значит, философия-то не Ваша, а чужая! А Вы-то где?»
И вот стою я перед классом, простая российская учительница, стандартами битая, проверками пуганая, живучая… Стою перед школьной доской уже больше двадцати лет и понимаю, что важнее всех планов, программ, стандартов, технологий для меня всегда будет вопрос о духе преподавания. От меня зависит настроение в классе. Я могу сделать урок пыткой, а могу открытием, я могу сделать жизнь ребенка радостной или несчастной. Это действительно я могу. А вот хочу я, чтобы независимо от суммы знаний, перечня дат, фамилий и терминов, которые останутся в памяти ребенка, он, уходя с моего урока, чувствовал себя Личностью, соцветием возможностей, независимых взглядов, а не суммой ходульных характеристик. Да, именно этого я хочу, когда вхожу в кабинет и встаю между классом и доской.
И подняли меня сюда, на это место, мои родители, мои учителя и мои ученики. Ученики, которых вначале учу я, а затем и сама учусь у них, потому что только так я могу идти в ногу со своим временем.
А еще я понимаю, что сегодня я, учитель, последний оплот, последнее препятствие на пути в пропасть дикости. Важнее учителей в сегодняшней России никого нет, потому что мы последние, кто работает не за деньги. Мы не просто так спешим по ледяным улицам… Мы единственные, кому действительно нужен вон тот, забитый, на «камчатке», тот, у кого иногда, когда мы читаем вслух стихи, мелькает в глазах что-то такое. Нам надо сделать все, чтобы не дать ему пропасть.
Вот она – моя педагогическая философия, которая, как и всякая другая философия, явилась на свет как результат освоения человеком, и не просто человеком, а учителем, самого себя.