Надо творить дела света, пока еще есть свет, что придет время, когда света не будет для нас, и тогда наш путь будет темен... Надо творить дела света, пока есть жизнь и время, — то мгновение, в котором мы сейчас живем, не будущее мгновение, которое может никогда не настать, и пока еще говорит в нас совесть, пока мы еще можем вслушиваться в слова Спасителя, вглядываться в Его облик и, как Он Сам сказал, следовать тому примеру, который Он нам дал.
Самое важное время — это теперешнее мгновение; ведь прошлого больше нет, а будущее еще не настало. У тебя, у меня — только вот это мгновенье, в котором мы живем. Самый важный человек — тот, с которым ты сейчас находишься, другого же нет. А самый важный поступок — сделать в это мгновенье для этого человека самое лучшее, что можешь".,Никто из нас не знает, сколько он проживет, и еще меньше знает, в каком состоянии он будет в течение остающихся мгновений или годов своей жизни.

В одно мгновение самый великий ум может пошатнуться от того, что в мозгу разорвётся  маленький сосуд.

В любое мгновение человек может стать бесчувственным к горю, к нужде другого человека: вдруг, почему-то, что ему неведомо, непонятно, его сердце окаменело и не может отозваться на нужду, на которую он и хотел бы, может быть, отозваться. Апостол Павел с нами делится своим ужасом о том, что то добро, которое он любит, к которому стремится, ради которого хотел бы жить и умирать, он не творит, а злу, которое ненавидит, которое для него стало чужим через встречу со Христом, он поддается все время. Значит, ни на ум наш, ни на сердце, ни на решимость нашу, ни на силы наши, ни на волю нашу мы не можем до конца рассчитывать. Мы не можем отложить ни на мгновение то, что надо исполнить сейчас, потому что если оно не будет исполнено, оно, может быть, никогда не станет для нас спасительной, а для другого — преображающей возможностью жизни.   

В "Дневнике" отца Александра Ельчанинова есть место, где он говорит, что добро надо творить спешно. В то мгновение, когда добрая мысль блеснула в нашем сознании, мы должны немедленно привести ее в исполнение, превратить мысль в дело, потому что, как он говорит, когда приходит благая мысль, когда рождается доброе побуждение в нашем сердце, когда дрогнет наша воля от желания творить добро, самым большим искушением является мысль: "Да, конечно, но не сейчас; сейчас я же занят другим, ценным, значительным, нужным, необходимым, приятным!" Если только мы дадим себе время отложить доброе дело, оно никогда не будет исполнено, потому что порыв нашего сердца уляжется, воля успокоится, мысль потускнеет, и, может быть, даже самая возможность совершить это дело пройдет. Вдруг мы почувствовали: мне надо навестить такого-то человека, мне надо такому-то человеку написать или позвонить по телефону или совершить то или другое дело, о котором он просил и которое мы откладывали... И мы отложим; и через самое короткое время увидим, что стало поздно: либо другой человек это сделал, и тогда делается больно; либо человек, которому мы должны были послужить, умер, и тогда горе наше делается безысходным: стало поздно, непоправимо поздно ...

Еще другое искушение бывает: "А должен ли я это сделать? Ведь это дело может сделать кто угодно. Масса народа вокруг, которые знают об этой нужде, — почему мне это исполнять?" А порой бывает еще более просто и цинично: "Мне слишком сейчас хорошо, чтобы отрываться от той радости, того покоя, того счастья, того дела, того чтения, того отдыха, которому я сейчас предаюсь". И опять-таки, в каждом из этих случаев и в других случаях, которых я и перечислить сейчас не могу, мы пропускаем мгновение — и так часто бывает поздно: если бы ты это слово мне сказал раньше, если бы ты на мгновение раньше положил руку на мое плечо, если бы немножечко раньше посмотрел мне в глаза, я увидел бы, что ты меня жалеешь, или понимаешь, или не презираешь, как другие, или не стал мне чужим, остался, как прежде, моим другом!..

Слово "поздно" — очень страшное слово. Мы его употребляем легко, и это вполне естественно, потому что в нашей жизни большей частью то, что не сделано сейчас, удается сделать немного спустя; но в конечном итоге это слово грозно стоит перед нами. Есть у Достоевского размышления об аде, где он определяет ад словом "поздно". Жизнь прошла, время, когда ты мог отозваться сердцем, охватить и осознать умом, волю напрячь для того, чтобы сделать доброе дело — это время прошло. Время делания прошло, и теперь ты находишься перед лицом вечности, в которую уже невозможно внести то, чего ты не внес путем всей своей земной жизни. Стало поздно. Это очень страшное слово.

 Наша жизнь продолжает иметь как бы отзвуки в жизни и в судьбе других людей, начиная с самых близких.

Наша личность, каждое наше слово, наше обращение, открытость или замкнутость нашего сердца, сила наших убеждений, творческое исполнение нами добра или зла — кладет на них неизгладимый отпечаток.

Печать всей нашей жизни несут не только наши ближние, но те, кто все расширяющимися кругами, как рябь на воде, с нами связан, которые, может быть, меньше наших близких ощутили свойства нашей личности.

А порой люди были ранены нами глубже кого бы то ни было, потому что мы прошли через их жизнь, как нож врезается в человеческое сердце:

в момент трагедии мы показали им безразличие,

в момент нужды мы их обошли, а порой отнеслись к ним со злобой.

Поэтому и дальние могут быть нами ранены, — ранены на жизнь.

Но, и наоборот, и ближние, и дальние могут на себе, в своих глубинах нести отпечаток всего добра, которое мы, возможно, совершили перед ними, по отношению к ним, будучи примером, а порой даже будучи просто призывом.

Есть замечательное, утешительное слово в писаниях Иоанна Лествичника; мы никак не можем принять его за разрешение не творить то добро, к которому мы призваны, но оно открывает какую-то надежду для нас. Он говорит, что придет время, когда все станут перед судом Божиим, и мы с ужасом увидим, что на нас должны исполниться слова Спасителя: От слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься. То, что мы говорили, что мы проповедовали, в чем убеждали других, мы не исполнили. Каждое слово правды, которое мы произнесли, каждое истинное слово, которое мы изрекли, теперь встает перед нами, как бы осуждая нас: ты это знал, ты это другим говорил — а сам? ты не прикоснулся к тому, к чему призывал всех... Но в тот момент (Иоанн Лествичник говорит не столькими словами, более скупо, более сильно, чем я умею сказать)

Все те,

которые получили через эти слова вдохновение, которые были этими словами научены, которые нашли свой путь в жизни благодаря сказанному тем, кто сам не исполнял того, что проповедовал, они встанут и скажут: "Господи, прости ему! Если бы он не говорил, я не знал бы пути, истины, правды и жизни!"

Но утешаться этим нам никак нельзя.

Однако мы должны помнить, что всякий человек, кого мы встретим в течение нашей жизни, даже случайно, даже находясь в метро, в автобусе, на улице, на кого мы посмотрели с сочувствием, с серьезностью, с чистотой, даже не сказав ни слова, может в одно мгновение получить надежду и силу жить.

Есть люди, которые проходят через годы, никем не опознанные, проходят через годы, будто они ни для кого не существуют.

И вдруг они оказались перед лицом неизвестного им человека, который на них посмотрел с глубиной, для которого этот человек, отверженный, забытый, несуществующий — существует. И это начало новой жизни. Об этом мы должны помнить.

Митрополит Антоний Сурожский  

Согласно суфийской философии, одним из непременных условий счастья является возможность сидеть рядом с друзьями или людьми, которых ты любишь. Нужно просто сидеть и ничего не делать, ничего не говорить. Смотреть друг на друга или даже не смотреть. Восторг приходит от того, что ты окружен людьми, с которыми тебе хорошо. Больше не нужно чем-то занимать себя, наполнять пространство звуками. Достаточно молча чувствовать присутствие друзей.